Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Запёрлась с ним в одной из келий и долго выспрашивала, что ждёт её, какие беды или несчастья посыплются на её голову и нет ли каких изветов на неё, вдову горькую. Случилось так, что Анна оказалась рядом с кельей и невольно стала свидетельницей разговора матери с Илларионом. Прасковья просила молиться за своих сиротинок-дочерей. А он вдруг произнёс:

— Смуглая станет носить корону и трон получит...

Мать не поняла, переспросила, надеясь, что престол пророчит митрополит Катерине, её любимой старшенькой. Но прозорливец Илларион стоял на своём: государыней и престоловладелицей станет её средняя дочь, Анна.

Царица Прасковья впервые не поверила в предсказание, хоть и верила во все чудеса. Ничего не сказала она Анне, но с тех пор ей всё чаще доставалось от материнской руки — пощёчины, щипки и подзатыльники так и сыпались на «гренадёр-девку», как прозвала её мать.

Но, таясь в тишине и темноте своего терема, Анна злорадно думала о том, что отплатит за все свои обиды, когда сядет на престол. И думы эти чем дальше, тем больше укоренялись в её душе. Ничем не отвечала она на многочисленные обиды, но копила и копила их в своём сердце, преисполняясь ненавистью и презрением к матери и сёстрам...

Вернувшись домой, Прасковья призвала своего верного Архипа Тимофеича. Отставной подьячий, он издавна прибился ко двору царицы Прасковьи — она верила его бессмысленным словам как пророчествам святого, каждому его слову придавала священное значение. Архип Тимофеич обещал корону Катюшке, отнюдь не Анне. И Прасковья вздохнула свободнее: конечно, юродивый Архип был ближе, по её мнению, к небесам, чем митрополит, занятый и мирскими делами. Холила и лелеяла с тех пор Катюшку в ожидании её будущей высокой судьбы.

«Двор моей невестки, — усмехался Пётр, изредка бывавший в гостях у Прасковьи, — госпиталь уродов, ханжей и пустосвятов». Заслышав о приезде Петра, Прасковья приказывала убирать всех юродивых в дальние чуланы, но всех скрыть не удавалось, и Пётр продолжал трунить над невесткой. Но Прасковья умела угодить ему, держалась вдали от крамольных его сестёр и постылой жены, была на его стороне, дружила с его родной и всегда любимой сестрой, добродушной и веселонравной царевной Натальей Алексеевной.

Вопреки стародавним обычаям являлась Прасковья со всеми своими дочерями в Немецкую слободу и располагалась вместе с царевной Натальей поближе к Петру. Была даже на свадьбе одного из приближённых «подлых» людей Петра, которая праздновалась в доме Лефорта. Свадьба проходила два дня подряд, так что царице Прасковье вместе с дочками и царевной Натальей пришлось и переночевать в Немецкой слободе, чтобы на другой день в назначенное время прийти на пир.

Впрочем, свадьба была чинная и благопристойная. Мужчины и женщины сидели порознь, а родная сестра Прасковьи, супруга князя-кесаря Ромодановского Настасья Фёдоровна изображала из себя царицу и восседала на возвышенном месте за решёткою одна. В последний день девицам было приказано явиться в немецком платье, и гости пировали вместе, угощаясь знатными кубками вина и мёда. А после пира Прасковье пришлось согласиться и на то, чтобы все три её дочери танцевали с гостями.

Хоть и морщилась царица Прасковья, а беспрекословно выполняла все повеления царя. Даже когда Пётр праздновал победу Шереметева над шведами в 1702 году, она согласилась и на то, чтобы торжество проводилось в Измайлове. На церемониальный вход войск в Москву царица смотрела из окон частного дома вместе с детьми и царевной Натальей, поблизости от множества русских и иностранных гостей.

А на другой день Пётр приказал знатнейшим господам и иностранным послам явиться в Измайлово в девять часов утра. Триста знатных гостей, а потом и до двухсот купцов и их жён собралось тогда у царицы. Каждый подносил Прасковье золотой или серебряный подарок. Приношения записывались в особую книгу, а потом отдавались царевне Катерине. Целовали ей при этом руку. Пришлось царице вытерпеть и это, пригласить всех гостей к праздничному обеду, а потом наблюдать за пляской, продолжавшейся до полуночи.

Но всё это сносила царица, зная, что будет отблагодарена царём.

А теперь вот приходилось оставлять привольное, вольготное житьё в Измайлове и перебираться в далёкий и нелюбезный для неё новый град на реке, болотах и мхах...

Долг повелевал ей покинуть Измайлово, скитаться по сквернейшим дорогам, ехать в страну дикую, бедную, вдобавок ещё опустошённую недавней войной.

22 марта 1708 года бесконечная вереница колымаг, повозок и подвод потянулась в новый город на Неве по едва проложенной дороге. Вместе с царицей Прасковьей и её детьми ехали царица Марфа Матвеевна, царевны Наталья, Марья и Федосья, князь Фёдор Юрьевич Ромодановский, Иван Иванович Бутурлин, множество именитых сановников.

Всю дорогу куксилась младшая царевна Прасковья, охая и зарываясь в мягкие пуховики, нескончаемую свою угрюмую думу думала царевна Анна, и заливалась слезами царица Прасковья, вспоминая оставленное Измайлово и любезного друга Юшкова, которого из предосторожности не взяла с собой на новое житьё.

Война со Швецией продолжалась уже девять лет. Поражение под Нарвой подорвало престиж Русского государства, Европа смеялась над тщетными попытками Петра противостоять стремительному и прекрасному полководцу, молодому и полному сил Карлу XII.

Горечь поражений от шведов, хорошо обученных и уже достигших апогея своей славы, испытал и Артемий, направленный в драгунский полк простым солдатом. Полк уже побывал в боях, получал пополнение из необстрелянных, молоденьких ещё безусых юношей и готовился выступать против закалённых шведов.

Трудно пришлось на первых порах Артемию. Он должен был не только обучиться приёмам сражения в пешем строю, как и действовала в битвах драгунская часть полка, но и уметь сражаться в конном.

Но тяжело в ученье — легко в бою. Эту истину он сам познал в трудном, чреватом наказаниями и упрёками ученье.

После Головчинского сражения царь сам приехал к войскам, чтобы «достойное с достойными учинить». Но разбираясь в результатах сражения, царь пришёл в бешенство. Оказалось, что многие полки дивизии генерала Репнина беспорядочно отходили, отдавая шведам все пушки, а те солдаты, которые ещё оказывали сопротивление неприятелю, действовали «казацким», а не солдатским боем, то есть налетали, частично бились с шведами, а потом так же стремительно отступали.

Петру пришлось вместо выдачи наград отдать под суд Репнина и Чамберса, командовавших русскими войсками и виновных в поражении под Головчином.

Оба генерала были заслуженными, боевыми и дрались со шведами не впервые. Пётр не посмотрел на их прежние заслуги. Репнина спасла только его личная отвага, проявленная в сражении. Чамберса Пётр отстранил от должности, но сохранил ему генеральское звание, а Репнина разжаловал в рядовые солдаты.

Досконально изучил Пётр результаты поражения под Головчином. И тут же составил свои знаменитые «Правила сражения». Слабое взаимодействие различных родов войск, недостаточная стойкость солдат и офицеров — всё это нашло своё отражение в «Правилах». Дотошно расписал Пётр, где кому и как стоять в сражениях, как кому драться, и закончил строгим: «Кто место своё оставит или друг друга выдаст и бесчестный бег учинит, то оный будет лишён живота и чести».