📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаОттепель. Льдинкою растаю на губах - Ирина Муравьева

Оттепель. Льдинкою растаю на губах - Ирина Муравьева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 45
Перейти на страницу:

— Семен Васильич! Я только на пару минут!

Пронин досадливо отмахнулся и, не оглянувшись, скрылся в уборной. Хрусталев выждал то время, которое нужно трезвому и серьезному человеку на то, чтобы расстегнуть ширинку, и вошел следом. Пронин стоял над писсуаром. Хрусталев пошаркал ногами и покашлял.

— Семен Васильич, я бы вас не стал по пустякам беспокоить, но тут вот сценарий покойного Паршина…

При слове «покойного» спина Пронина слегка напряглась.

— Так вот: есть сценарий покойного Паршина, — с нажимом повторил Хрусталев, — и действие в этом сценарии навеяно вашими воспоминаниями. Помните, у вас там есть эпизод про мальчишку, который попадает к партизанам?

Пронин деловито застегнул ширинку, быстро сполоснул руки.

— Товарищ Пронин, — уже с нескрываемой злобой сказал Хрусталев. — Вы меня разве не слышите? Или, не дай бог, даже не видите?

Пронин скользнул по нему равнодушным взглядом и припустился обратно к своему кабинету. Теперь он шел быстро, почти бежал, и Хрусталеву показалось, что эта внезапная скорость говорит о том, что ему все еще неприятно слово «покойный» и он не хочет иметь к сценарию «покойного» Паршина никакого отношения.

Мячину нужен был костюм. В крайнем случае пиджак. Нельзя же было идти на прием к директору в одной рубашке или в заношенном свитере. Костюма у Мячина не было, но был близкий друг — Александр Пичугин, которого все звали Санчей. Пичугин работал в хорошем ателье, сам шил как бог и никогда не отказывал «своим» в том, чтобы на день-другой одолжить им пиджак или даже костюм. Егор ворвался в ателье ураганом.

— Санча! Выручай! У меня встреча с директором! Мне нужен пиджак! Вообще хорошо бы костюм… Сорок восьмой размер, но плечи лучше пятидесятый.

У Александра Пичугина были мягкие, немного женственные движения, длинные ресницы и насмешливая, хотя всегда почему-то грустная улыбка.

— Я-то тебя выручу, Егорушка. А ты вот меня все только обещаешь взять художником на «Мосфильм». Придется мне здесь прозябать…

— Ну, слово даю! Вот запустим картину, ты сразу приступишь!

И тут он осекся. Девушка, вошедшая в ателье, напоминала русалку. У нее были светло-зеленые глаза. Мячин не представлял себе, что человеческие глаза могут быть такого цвета. Но дело не только в глазах. Ее облик, немного чуждый всему миру, его суете, ссорам, склокам, тревогам, как будто она родилась из шумящей, морской нежной пены, прожег душу Мячина. Рассудок его помутился.

— Марьяна, сейчас! — сказал ей Пичугин, как близкой знакомой.

— Скорее, пожалуйста! Ты знаешь ведь, Санча, что я тороплюсь.

И голос у нее был необыкновенный. Принято, конечно, сравнивать женские голоса со скрипкой, соловьем или арфой. Но ее голос ее был похож на подснежник. Слегка глуховатый и хрупкий, мерцающий.

— Девушка, как вас зовут? — хрипнул он, забыв, что Санча только что назвал ее Марьяной.

— Марьяна. — Она улыбнулась.

— А, верно! Марьяна. Ведь он же сказал. Послушайте, Марьяна…

Она отвернулась, и легкая досада мелькнула в ее зеленых глазах.

— Я понимаю, понимаю! — заторопился Егор. — Я понимаю, что к вам все время пристают, и знакомятся, и просят телефончик, и все, в общем, такое! Но я не такой. Я в жизни ни с кем ни разу не познакомился в ателье. Вот слово даю вам! Ни разу!

Пичугин вынес какой-то сверток и протянул его русалке. Та кивнула головой и вышла на улицу. Мячин бросился за ней.

— Марьяна! — бормотал он, забегая то с левой, то с правой стороны и пытаясь заглянуть ей в лицо. — Марьяна! Только не уходите! Не оставляйте меня так! Я вас все равно найду. Я, кажется, вас полюбил. Вы слышите? Я вас люблю!

Она искоса взглянула на него, и та же досада, легкая и деликатная, словно ей неловко, что он так глупо ведет себя, опять промелькнула в зеленых глазах.

— Я сейчас скажу это всем! Пусть все меня слышат!

И с размаху упал на колени:

— Люди добрые! Я люблю эту девушку!

Она укоризненно покачала головой, шаги ее стали быстрее. На Мячина оглядывались с раздражением. Он вскочил и побежал ее догонять. Каким-то невероятным образом Марьяна вдруг вспрыгнула на подножку остановившегося троллейбуса перед самым его носом. Двери захлопнулись, и троллейбус уплыл. Он бросился обратно в ателье.

— Санча! Кто она?

— Я тебе не советую связываться, — добродушно отозвался Пичугин, внимательно рассматривая какой-то модный журнал. — Нарвешься, Егорушка. У нее, между прочим, брат — боксер.

— Какой еще брат?

— Что значит: какой? Ну, я ее брат.

— А что же ты раньше молчал, паразит?

— Но ты ведь не спрашивал.

— А! Так даже легче. Теперь-то я знаю, что делать.

Это, скорее всего, был гипноз. Да, это было колдовство, наваждение, но оно уже произошло, оно случилось, и сейчас ему было не до «Мосфильма», не до сценария, ни до чего. Краешком мозга Мячин помнил, что должен подменить Хрусталева в приемной у Пронина, но было не до Хрусталева. Нужно было действовать решительно, потому что важнее этих зеленых глаз и этого хрупкого мерцающего голоса не было ничего на свете.

— Санча! Дай мне пиджак. Шевиотовый. Я завтра верну.

Пичугин улыбнулся своей насмешливой и горькой улыбкой.

— Бери шевиотовый. Только до завтра.

В общежитии, не обращая внимания на оторопевшего Улугбека Мазафарова, он вымылся в душе, из которого уже третью неделю шла только холодная вода, тщательно причесался, надел шевиотовый пиджак и, отчаянно понравившись самому себе в зеркале, вышел на улицу. Теперь вот цветы еще нужно купить. Цветы, да. И торт. С тортом в одной руке и букетом в другой он не стал дожидаться скрипучего лифта и соколом взлетел на четвертый этаж. Он знал, что в этом доме живет Пичугин. И знал, что у Пичугина есть бабушка и сестра. Но кто мог подумать, что эта сестра… Вот, значит, их дверь. Ну, что же. Прекрасно. Дверь ему открыла сама Марьяна, босая, в домашнем халате, с распущенными по плечам мокрыми волосами. Так она еще больше напоминала русалку.

— Марьяна! Кто там? — спросили из глубины квартиры.

— Не знаю, бабуля.

— Что значит «не знаешь»?

На пороге ванной с мокрой простыней в руках выросла высокая худощавая женщина, пожилая, но еще не старуха, с милым морщинистым лицом и лучистыми глазами.

— Простите, вы к Саше, наверное?

— Я? Нет. Я не к Саше. Я к вам.

— Ко мне?

— И к Марьяне, — уточнил он, чувствуя, что еще немного — и сердце, выскочив из груди, покатится прямо по лестнице, отсчитывая ступеньки. — Я прошу у вас ее руки. Я режиссер Егор Мячин. Почти режиссер. Я ее полюбил.

— Марьяночка, может быть, чаю… — доброжелательно сказала бабушка. — Давайте спокойно обсудим…

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 45
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?