Глюк - Хьюберт Селби

Как приятно потянуться! Утро не прошло даром. Который сейчас час? Нет, решил не смотреть на часы не буду. Эта игра не для меня. Когда захочу, тогда и позвоню. Чтобы узнать, что и как. Может быть. Может, он помер по пути на службу, и никто ничего не знает. Во всяком случае, у него на работе могут ничего не знать. Совсем как шайка психованных русских. «Нет» — вот и все, что удается вытянуть из этих уродов. Который час? — «Нет». Где тут сортир? — «Нет». Какой у вас модный галстук! — «Нет». Заладили: Нет! Нет! Нет! От Вашингтона до самого дальнего штата: нет, и все. Где сядешь, там и слезешь. Безумие. Хотя нет, безумие стихийно, а это сознательная, продуманная политика, ее цель — довести до отчаяния. Безумие тут ни при чем, безумные не отвечают за свои поступки. Они не создали чудовище, они сами и есть чудовище. Каждая секунда мучений, каждая разбитая мечта, каждая разрушенная жизнь — воплощение их планов. Они это делали и продолжают делать. Как они не приходят в ужас от самих себя? Как умудряются заводить семьи? Каких детей они плодят? Массовых убийц? Или детишек, отрывающих крылышки мухам? Не понимаю я этот мир. Сколько в нем испорченных, дурных людей, и сколько у них власти! Как так получается? Почему? Многие ли слыхали фамилию Барнард? Это вам не Эйхман. А в чем разница? Оба злодеи. Все прогнило до основания. Эта фамилия известна только таким, как я, одни мы его про-проклинаемЛюди, обманутые и затравленные этим подлым вредителем, которому нет прощения. Скольких он подтолкнул к самому краю своей жестокостью, сколько несчастных из-за него оказались в психушках и сидят там на скамеечках, ослабев рассудком и роняя слюни, обреченные вечно пребывать в ужасе, созданном Барнардом; их уязвимый рассудок вновь и вновь переживает ужасы войны, но не способен смириться с тем, что правительство, которое они защищали, не просто от них отворачивается, но и мучает их несбыточными надеждами. Все это — изощренная пыточная система, в которой охотно участвует Барнард; многие уже сдались, опустили руки и умерли, многие старались заработать на хлеб для себя и своих семей, надеясь, что в один прекрасный день им дадут то, что давно должны были дать, но и их в конце концов постиг печальный конец. Подлый сукин сын, как можно так поступать с людьми, они не сделали тебе ничего плохого, но ты с удовольствием над ними издеваешься, надеюсь, ад существует и тебя там зажарят, дерьмо, паршивый ублюдок, мне было так хорошо а он подсыпал своей отравы. Сейчас узнаем, как у него делишки.

Офис мистера Барнарда.

Ммм… Можно поговорить с мистером Барнардом?

Он обедает, что ему передать?

Нет-нет, ничего, я перезвоню.

Работает… Обедает… Наверное, ему не так уж плохо… Может, он вполне здоров… Удивительно.

А может, он не ест? Возможно. Сидит на солнышке, откинулся в кресле и не жрет. Или, скажем, засел в сортире. Очень даже может быть. Кто же скажет секретарше: «Я проведу часок на толчке». Я вчера уже говорил, что самое лучшее, если он еще жив. Недаром я за это молился. Да-да, я знаю, так оно и есть. Все получится, я это нутром чувствую. Да-да-да. Благодарю тебя, Господи. Все получится, уже получается, уже срастается. Прямо сейчас. Черт, как хочется есть! Пусть Барнард не жрет, а я могу и хочу. Ха-ха, вот бы сунуть ему под нос селедочку в пряном соусе! Или — вот умора! — устрицы. Серые, свежие, скользкие. Потрясти перед ним устрицами, погреметь. Убийственная идея: телячьи мозги с устрицами, — меня самого того и гляди вывернет. Не увлекаться, что-нибудь попроще: кольца жареных угрей на тарелке. Простенько и со вкусом. Иногда я страшен сам себе. Пломбир с сиропом, вот чего нам не хватает! Нет, сэр, вы слишком жестоки. Не исключено. Но аппетита это мне не испортит. Все время приходится принимать решения. Приготовить что-нибудь дома или куда-нибудь сходить? Все равно мне не сидится. Пройдусь до «Деликатесов». Заодно проветрюсь. Пока еще не жарко. Хорошая мысль, гениальная. Встань и иди.

И вот стряхнул он разочарование и уныние и снова узрел солнечный свет. Не торжество ли — удел такого человека? Разве не победа ждет все дела его?

Горячая пастрама или грудинка? Опять решения. К чему я сейчас больше склонен? Ко всему. Здесь все свежее. Но в наши дни нелишне подстраховаться. Вокруг так и кишит сальмонелла в компании с E.coli. Возьму-ка я сыр и авокадо. Звучит недурно. Потом чай со льдом — и я готов к любым испытаниям дня. Что у нас в программе? Силачей не надо, клоуны — пожалуй. Кажется, это самое то, как говорится, что доктор прописал. Что будет, то и будет, мы все примем благосклонно. Посмотрим. Там будет видно. Все зависит от настроения. От меня самого. Возможно, не полностью, не во всей этой сказке про белого бычка, но поступки — моя епархия. Результаты зависят от множества факторов: здоровья, иммунной системы, стресса — как же без нет? — но никак не от совести. У Барнарда ее нет, как и у всех этих… Не дождетесь. Не стану себя изводить. Буду наслаждаться обедом, погодой, птицами, пчелками и гак далее, а если к вечеру появится настроение позвонить, то преспокойно сниму трубку, наберу номер и справлюсь, как поживает наш друг. Все в моих руках. Сейчас они заняты сандвичем, который я намерен съесть, наблюдая за рыжей официанткой. Вот что гениально! Кто первый до этого додумался? Блестяще! Официантки в мини-юбках. Всякий раз, когда она наклоняется у столика… Причем видно немного, трусики и те толком не разглядишь. Но важен именно намек, предвкушение, что она наклонится сильнее. Наслаждение. Вот где истинное объедение! Сандвич, конечно, тоже. Но это поважнее еды. Самая сердцевина дела. Его душа. В конце концов, еда не самое главное. Не для голодающего, конечно. Но есть вещи, рождающие более сильный голод, чем мысли о еде. Когда наешься.

А сандвич хорош. Надо почаще сюда заглядывать. Мне же здесь так нравится, почему я об этом забываю? И чай со льдом здесь отменный, лучше, чем в других местах. Поужинать тоже можно на славу. Может, прийти сюда завтра? И не смотреть на часы! Лично я не раздуваю из этого проблему. Просто время не имеет значения. Звонить, не звонить — мое дело. Еще немного поработаю, дальше видно будет.

…не так-то это просто. Не думал, что возникнут сложности. Мелочь, конечно, но… А может, вот так?..

На сегодня достаточно. Неплохой денек. Сделано немало. Господи, до чего же сладко потянуться…

Будьте добры мистера Барнарда.

Извините, но сегодня ему пришлось уйти раньте времени.

Да? Он будет завтра утром?

Обещал. Но, честно говоря, вид у него был неважный, так что я не уверена.

Понимаю…

Ему что-нибудь передать?

Нет, ничего. Спасибо.

Спасибо, спасибо, миллион благодарностей. Это прозвучало как сладчайшая музыка. «Неважный вид»… Хотел бы я это видеть! Понос? Еще обделается по пути домой. «О да, да! Будем надеяться». И нечего перекладывать вину на бедную собаку. Разумеется, у него есть собака. Все они собачники. Барнард тоже. Здорово, песик, как дела, вот молодец, дай я почешу тебе брюшко… Лучше дай МНЕ почесать брюхо ТЕБЕ, брюхо зверя, сукин ты сын. Если бы кто-нибудь обошелся с твоей собакой так, как ты обходишься с нами, ты бы его прибил на месте. Все эти чудовища из одного теста: обожают своих собак и презирают людей. Лезут из кожи вон, чтобы нам нагадить, испортить нам жизнь, зато их собаки катаются как сыр в масле. Сколько людей мечтают, чтобы с ними так обращались? Миллионы! Миллионы только в одной этой стране, не говоря об остальном мире. Боже, можно сойти с ума, миллионы детей в этой стране ложатся спать на пустой желудок, иногда им даже некуда лечь, а он тратит на своего пса столько, что этих детей целый месяц можно было бы кормить. Черт, какой в этом смысл, брось, махни рукой. Вот бы спросить, что с ним, что за хворь? Хотя не спросишь ведь, не пронесло ли босса, не просидел ли он весь обеденный перерыв на толчке, даже если Барнард невозможная зануда.