О горах да около. Горный синдром - Андрей Сальников

пойду. Не раз замечал, что как только достигнешь главной цели, все остальные становятся не такими важными. Знаю, что буду потом жалеть, и потому придумываю себе сильное оправдание – нет ледоруба и ветер.

Знакомство с Хибинами

Мысли о Хибинах

Мои первые мысли о Хибинах появились, как ни странно, совсем не вблизи северных широт. Они появились недалеко от экватора, а точнее, на прекрасном Канарском острове – Тенерифе. С чего бы это? Да с того, что там, на острове, я совершил своё первое горное восхождение на вулкан Тейде.

Уже через пару дней, отдыхая в отеле после успешного возвращения, я подумал: «Теперь мне нужны горы и желательно поближе!» Ну а так как мой дом находится в Санкт-Петербурге, то и горы надо найти рядом. Да вот незадача – нет их в Ленинградской области. Кроме карельских скал – не более восьмидесяти метров высотой, здесь не было ровным счётом ни одной горы.

И вот, безнадёжно гуляя по спутниковым картам «Всезнающего Гугла», я заметил небольшое серое пятнышко, приближаю изображение: «Т-а-а-а-к… Кольский полуостров… Кировск… Горы? Ура, горы! И, самое главное, недалеко – каких-то тысячу километров! Ну да, далековато, конечно, но в любом случае ближе любой заграничной горы и примерно в три раза ближе Кавказского хребта».

Хибины не стали моей второй горой. Не стали и третьей, и четвёртой. За Тейде был Олимп, потом Сьерра-Невада, Пиренеи, Кебнекайсе, Ида, а Хибины так и оставались самыми близкими далёкими горами. И чем больше я мечтал и узнавал о них, тем сильнее понимал, что идти туда нужно не на день-два, как я делал это до сих пор, а основательно – дней, скажем, на семь, а лучше на десять.

Три с половиной года прошло с тех пор, как я впервые прочитал в «Википедии» статью о Хибинах. Передо мной под низкими северными облаками Хибинский массив. Стою на старом бетонном перроне станции Имандра, смотрю вдаль и думаю: «Ну, вот мы и встретились – мои далёкие близкие горы».

Легенда об озере

Темнеет. Мы выходим из густого леса и поднимаемся по северному склону горы Хибинпахкчорр. Линия, отделяющая тундры от зоны леса, стала отчётливо видна. На холмах, расписанных разноцветными мхами, теперь лишь изредка попадаются худосочные берёзки. Чуть выше ущелья Крест, на небольшой плоской вершине, я и мой товарищ решаем остановиться на первую ночёвку.

Отсюда, с высоты в триста пятьдесят метров, перед нами открывается панорама на таинственное северное озеро Имандра, зеркальная гладь которого медленно укрывается вечерним туманом. Солнце, уставшее от полярного дня, отправляется на покой, окрашивая горы в оранжевые тона, и от этого угрюмый пейзаж становится теплее, мягче.

Мы не торопясь ставим палатку. Разжигаем костёр. Ужинаем, вглядываясь вдаль. Возможно, когда-то давно отдыхали на этом самом месте два лопаря – старый и молодой. После удачной охоты они ели жареную куропатку, а потом смотрели на большую воду и старый лопарь рассказывал молодому легенду об озере:

– Жила некогда на свете девушка по имени Имандра. Была она быстра, как олень, и ловка, как рысь, а смеялась так, что звон стоял промеж тундр. Пошли они с отцом на охоту, да не охотилось ей, хотелось петь и смеяться. Её дивный смех и песни струились ручьями и разливались в другие долины. Эти волшебные звуки услыхал молодой охотник, аж с окраин Умпъявра, и побежал посмотреть на диво эдакое. Шёл он, как заколдованный, по острым камням и по крутым обрывам, увидал Имандру да, забыв об опасности, ступил в пропасть. Упал и зашибся до смерти. Эту беду видела девушка – смолк её смех, стала Имандра винить себя да корить. Начала бога Тирма молить о возврате юноши – не слышит Тирм. Просит слезами своими Сторюнкара-бога сделать его птицею вольною – Сторюнкар не внемлет. Последняя надежда осталась у Имандры. Рыдает она к богу Байве, просит дать жизнь молодому охотнику, обратить молодца в веточку – и Байве молчит. Глухи были боги к просьбам Имандры. Вконец отчаялась девушка да кинулась с утёса в небольшое озеро. Расступилась вода по окраинам от большой горечи, залила многие расстояния чёрной пучиной да и осталась такой, а озеро с тех пор стали звать Имандрой.

Мы молча сидим и смотрим на самое большое озеро Кольского полуострова. Костёр, освещая наши лица, ворчливо пощёлкивает и изредка извергает в небо сгустки искр, а вместе с его дымом в нас проникает природа дикого севера и её тайны.

О метаморфозах времени

Перед походом я не раз размышлял о разных непредвиденных ситуациях. Одной из них была – днёвка, но не просто отдых, когда можно выспаться, отъесться и неспешно погулять по окрестностям, а когда погода вынудит безвылазно сидеть в палатке, и выходить наружу захочется лишь по нужде.

Так и случилось. Поздно вечером, в тумане, мы спустились с перевала Арсеньева, он же Арсенина, и встали на ночёвку. Утром планировали выйти на непростой перевал Орлиный, очень уж хотелось попасть на вершину горы Юдычвумчорр именно через него. Часам к двенадцати ночи ветер заявил о своём присутствии, ну а позже пришёл его приятель – дождь. Погода упрямо намекала на то, что завтра нам не взойти.

Ночь была весёлой. Гуляка-ветер бесцеремонно ломился в наш «мягкий домик», но безуспешно. Казалось, неудачные попытки вторжения сильно раздражали его. Он затихал ненадолго, а потом, как бы исподтишка, с ещё большей силой дул, пытаясь сорвать палатку со склона. Дождь же, компаньон по ночному дебошу, непрестанно хлестал плетьми наше укрытие.

Утро, четыре часа – погоды нет, спим до шести, вернее пытаемся спать. Очередной будильник – видимость метров сто, отлёживаемся до девяти. Всё, встаём – будем ждать погоды. Завтракаем и понимаем, что придётся бездельничать целые сутки. Как в поезде, когда, кроме еды, книги и сна на неудобной полке, нет больше ничего. Поел, почитал, поспал, поел, почитал, поспал – и так до тошноты. Мне казалось, что этот день, проведённый в палатке, вымотает меня больше, чем двадцатикилометровый переход.

Два года назад многочасовая фотосессия заставила меня пробыть в пещере длительный промежуток времени. Три часа я ассистировал известному петербургскому фотографу, а потом ещё четыре снимал собственные панорамы. Тогда меня поразила не сама пещера со своими многокилометровыми сетями ходов и не мои фотографические изыскания, а время, которое течёт там совсем иначе.

Подростком я видел документальный фильм о том, как французский учёный-спелеолог Мишель Сифр провёл в