Идеал - Айн Рэнд
Шрифт:
Интервал:
– Ой, да твой отпуск меня не волнует. Можешь получить свой отпуск, если мы сможем позволить его себе после того, как уладим все важные дела. Сначала главное, понимаешь. В первую очередь нужно думать о важном. О новом «Фриджидэре», например. Наш старый уже никуда не годится, в нем все постоянно портится. Вот у меня было яблочное повидло и…
– Ма-a, – протянула Кора Мэй, – а Джордж-младший таскал повидло из холодильника. Я сама видела.
– Я не таскал! – воскликнул Джордж-младший, поднимая бледную физиономию над тарелкой.
– Таскал, таскал! – заверещала Кора Мэй.
Третий ребенок, Генри Бернард Перкинс, в скандале участия не принимал. Он сидел на высоком стульчике перед миской с кашей, задумчиво пуская слюни на клеенчатый нагрудник с изображением Матушки Гусыни.
– Ну вот, например, – проговорила миссис Перкинс, – если бы Джордж-младший действительно съел это повидло, страшно сказать, что стало бы с его животом. Повидло точно испортилось. Этот холодильник…
– А мне казалось, что он исправен, – возразил Джордж С. Перкинс.
– Ах, ему казалось? Это все потому, что ты не видишь ничего дальше собственного носа. Тебя не волнует, что твои дети едят увядшие овощи. А позволь мне сказать: ничего хуже увядших овощей в природе не существует. Миссис Таккер была на лекции, так там дама говорила, что если не давать детям достаточное количество тех витаминов, которые идут на рост костей, у них будет рахит. Вот что у них будет.
– В мое время, – проговорила миссис Шлай, – родители старались думать о том, чем они кормят своих детей. Возьмем, к примеру, китайцев. Они ничего не едят, кроме риса. Вот почему все китаёзы болеют рахитом.
– Вот что, мама, – проговорил Джордж С. Перкинс, – кто вам это сказал?
– Я знаю, о чем говорю, – отрезала миссис Шлай, – не одни только бизнесмены знают что почем!
– Но мама. Вовсе не… Я только хотел сказать, что…
– Не волнуйтесь, Джордж Перкинс. Ничего особенного. Я прекрасно знаю, что именно вы хотели сказать.
– Оставь маму в покое, Джордж.
– Но, Рози, я не…
– Розали, с ним говорить бесполезно. Если у мужчины хватает порядочности только на то, чтобы…
– Мамаша, вы оставьте нас с Рози…
– Я понимаю. Я прекрасно понимаю вас, Джордж Перкинс. В наши дни старой мамочке остается только заткнуться и ждать, пока ее отнесут на кладбище!
– Мадам, – набрался отваги Джордж С. Перкинс, – нельзя ли попросить вас перестать… скандалить.
– Ах, так? – взвизгнула миссис Шлай, бросая салфетку в соус. – Так, значит, получается? Значит, я мешаю вам? Значит, я вам в тягость, так? Отлично, рада, что вы это сказали, мистер Перкинс! A я, несчастная дура, надрываюсь в этом доме, думая, что это мой собственный дом! Полирую им плиту, только вчера это было, пока все ногти не переломала! И вот благодарность за это! Что ж, не желаю больше терпеть этого ни единой минуты! Ни минуты!
Она вскочила, дергая складками кожи на шее, и вылетела из комнаты, хлопнув за собой дверью.
– Джордж! – проговорила миссис Перкинс с округлившимися от ужаса глазами. – Джордж, если ты не извинишься, мама уйдет от нас!
Джордж С. Перкинс воздел глаза к потолку и моргнул. Усталость, накопившаяся за годы, счет которым он потерял, вдруг придала ему отчаянную смелость.
– Ну и пусть… пусть уходит, – проговорил он.
Миссис Перкинс замерла на месте, наклонилась вперед. А затем закричала:
– Значит, дошло уже и до этого? Так вот что оно делает с твоей семьей, твое крупное повышение? Явился домой и уже успел перессориться со всеми… готов вышвырнуть в уличную канаву старую мать своей жены! Если ты считаешь, что я намереваюсь…
– Послушай, – неторопливо проговорил Джордж С. Перкинс. – Я терпел ее столько, сколько мог. Лучше пусть уходит. Все равно этим, рано или поздно, и кончится.
Миссис Перкинс выпрямилась, и брошка с фальшивым бриллиантом на ее груди расстегнулась.
– Послушай-ка теперь меня, Джордж Перкинс. – Ее тонкий голос трепетал и захлебывался сухими звуками, исходившими откуда-то из гортани. – Если ты не извинишься перед мамой, если ты не извинишься перед ней до завтрашнего утра, я до самой смерти не буду разговаривать с тобой!
– Не возражаю, – проговорил Джордж С. Перкинс. Обещание это он слышал уже много раз.
Миссис Перкинс, взрыдав, бросилась вверх по лестнице в свою спальню.
Джордж С. Перкинс неловко поднялся и, тяжело ступая, побрел вверх по лестнице, склонив голову, уставившись на округлость собственного живота, одряхлевшая лестница крякала под его шагами. Кора Мэй с любопытством наблюдала за тем, куда направит свои стопы отец. Не сворачивая к двери в комнату миссис Перкинс, он пошаркал дальше по коридору в собственную спальню.
Джордж-младший протянул руку через стол, стащил с тарелки миссис Шлай оставшийся на ней кусок бараньей ноги и торопливо переправил его в рот…
Часы в гостиной пробили десять раз.
В доме погашены были все огни, если не считать неяркой лампочки, светившей в окне спальни Джорджа С. Перкинса, понуро сидевшего на постели в линялом купальном халате из сиреневой фланели и задумчиво изучавшего носки старых шлепанцев.
В дверь позвонили.
Джордж С. Перкинс вздрогнул. Это было странно; его окно располагалось как раз над крыльцом, а он не слышал шагов ни по улице, ни через лужайку, ни по бетонному полу крыльца.
Служанка уже ушла на ночь домой. Он нерешительно поднялся и зашаркал вниз по скрипучим ступеням.
Пройдя через темную прихожую, он отворил дверь.
– О, Боже мой! – только и сказал Джордж С. Перкинс.
На крыльце его стояла женщина в прямом черном костюме, застегнутом под самым подбородком, в шляпке с широкими мужскими полями, низко надвинутой на один глаз; он заметил плотно облегавшую руку черную перчатку, блеснувшую в скудном свете лампы крыльца… тонкую невероятную руку, сжимавшую черную сумочку. Из-под полей шляпы выбивалась прядка светлых волос. Он не был знаком с этой женщиной, однако слишком хорошо знал ее лицо.
– Прошу вас, молчите, – шепнула она, – и впустите меня в дом.
Растопыренная пятерня прикрывала рот Джорджа С. Перкинса, и он самым дурацким образом пробормотал:
– Вы… вы… вы…
– Кей Гонда, – проговорила женщина.
Ладони его гирями свалились вниз, увлекая за собой руки. Ему пришлось заново учиться говорить. Он попытался. Издал нечленораздельный протяжный звук, превратившийся в – ч-ч-что…
– Вы Джордж Перкинс? – спросила она.
– Д-да, – неуверенно выговорил он. – Да, мэм. Джордж Перкинс. Джордж С. Перкинс. Да.
– Я попала в беду. Вы слышали об этом?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!