Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

Он подошел к окну и чуть отодвинул занавеску – как раз настолько, чтобы увидеть, как мимо окон пробежал шустрый человек в клетчатом пиджаке. Этот тип людей ветеринару Пузанову был хорошо известен – не раз и не два, идя на встречу с товарищами, видел он позади такие вот клетчатые пиджаки и уходил от них проходными дворами. За пиджаком, тяжело топая, промчался околоточный, за ним – еще двое полицейских чинов.

Улица опустела. Корреспондент лондонской газеты уже собирался вернуться к работе, как вдруг заметил, как на другой стороне улицы шевельнулась старая рассохшаяся кадка и из-за нее показался молодой парнишка, одетый как-то странно – в бархатную жилетку, в штаны совершенно босяцкого вида и в шлепанцы на босу ногу. Очевидно, это и был тот нарушитель порядка, за которым гнались полицейские чины.

Парнишка вылез из своего укрытия и собрался бежать в сторону, противоположную той, куда скрылась погоня. Но в этот миг как раз с той стороны тоже послышалась полицейская трель. А тут, как нарочно, старая кадка, за которой прятался нарушитель, вздумала окончательно рухнуть на землю. Прятаться стало негде. Нарушитель заметался, не зная, что предпринять. Ветеринару Пузанову до затруднений юного правонарушителя дела никакого не было. Но революционер Наливайченко не мог смотреть на это равнодушно. Перед ним был борец с режимом, и ему надо было помочь.

Ветеринар оглядел соседские окна – кажется, никто больше на улицу не высунулся. Тогда он открыл дверь и молча, рукой, поманил парня к себе.

Уговаривать беглеца не потребовалось – он со всех ног бросился к двери. Со всех-то со всех, но получалось у него не слишком быстро: Петр Наливайченко заметил, что беглец слегка прихрамывает.

Ветеринар запер дверь, еще раз выглянул на улицу. По ней пробежали еще двое городовых – тех самых, что только что свистели. Петр поманил гостя рукой, они вместе прошли в горницу.

– Ну, и кто ты такой? И что ты такого сотворил, что за тобой вся киевская полиция гонялась? – спросил Наливайченко.

– Ваня я, Ваня Полушкин, – отвечал юный нарушитель. – Я сюда из Елисаветграда приехал, чтобы революцию делать.

– Зачем-зачем? – изумился хозяин.

– Революцию делать, – повторил гость. – Вы, дяденька, от этого дела, я полагаю, человек далекий. Я вас в неприятности втягивать и не собираюсь. Если позволите, я у вас полчасика посижу, да и пойду.

– Пойдешь, конечно пойдешь, – заверил его Наливайченко. – Куда захочешь, туда и пойдешь, держать не буду. А все-таки мне интересно, что за революцию ты собрался делать? И, главное, почему за тобой полиция гналась? Жилет этот буржуйский у кого стырил, что ли? С этого революцию начал?

– Нет, не с этого, – отвечал Ваня. – Жилет этот мой собственный, от дяди-портного достался. Если я чего и позаимствовал, то только клей сапожный, да и то немного.

И он достал из кармана штанов баночку с клеем.

– Зачем же тебе клей? – продолжал недоумевать Наливайченко. – Твои штиблеты не клеить, а целиком выбрасывать нужно.

– Я не штиблеты, я прокламации клеить, – ответил Ваня.

– Какие еще прокламации?

– Революционные, какие еще. Я их еще дома, в Елисаветграде написал. Вот, смотрите, у меня одна осталась.

И гость достал из кармана тетрадный листок, с одной стороны весь исписанный аккуратным ученическим почерком. Наливайченко взял листок, стал читать. «Берегитесь, палачи! – начиналась прокламация. – Казнь кровавого сатрапа Столыпина – только начало! Вы думали, что задушили революцию, что ваша власть навсегда. Нет! Народ бурлит, он готов продолжить борьбу! Объединяйтесь, создавайте революционные организации! Казните палачей! Все на борьбу!»

– Я эти листки на Подоле расклеивал, потом два возле вокзала повесил, – поведал гость. – А как на Троицкой улице, тут неподалеку, стал клеить, за мной и погнались…

– И какие же именно организации ты призываешь создавать, Ваня? – спросил ветеринар.

– Вообще я больше эсерам сочувствую, – признался гость. – Но я нарочно не стал указывать, куда вступать. На мой взгляд, это не так важно. Главное, чтобы ряды борцов снова множились, как в 1905 году.

– Откуда ты можешь знать, что было в 1905? – усмехнулся Наливайченко. – Ты тогда, небось, еще пешком под стол ходил…

– И ничего я не ходил под стол! – заявил Ваня. – Мне, если хотите знать, уже 20 лет. А шесть лет назад, когда самая буря была, было 14. Я все газеты читал, на сходки ходил – и к эсерам, и к анархистам, и к трудовикам. Только у трудовиков мне не понравилось – скучные они. Соглашательскую линию держат, на сохранение буржуазного строя. А я стою за его немедленное уничтожение и построение трудовой коммуны!

– Да ты молодец, Ваня! – воскликнул хозяин.

От его скептицизма не осталось и следа; глаза горели, рот невольно растянулся в улыбку. Впервые за последние два года Петр Наливайченко видел перед собой нового борца за дело революции. И какого борца! Парень сам изготовил прокламации, приехал в Киев, сам их расклеил!

– Ну-ка, Ваня, пойдем на кухню, чаю попьем, – сказал Петр. – Да и поесть тебе, наверно, не мешает. Небось, голодный? Вижу, давно досыта не ел. Пойдем, посидим, ты мне все и расскажешь.

За чаем (который начался с галушек со сметаной, продолжился пирожками, а завершился действительно чаем) Ваня рассказал свою историю. Он был сыном приказчика и белошвейки. Отец куда-то уехал еще десять лет назад, и о нем не было ни слуху ни духу. Мать, старавшаяся заработать на себя и на сына, болела чахоткой и два года назад умерла. Ваня остался сиротой и вынужден был работать подмастерьем у дяди-портного. В школу он смог ходить всего три года…

– Да и что там за школа! – Ваня махнул рукой. – Одно чинопочитание да Закон Божий. Ничему они меня там не научили.

Однако тяга к знаниям в нем была сильная, и он продолжил обучение самостоятельно, по книгам, какие удалось достать. Большое влияние на него оказали революционеры, с которыми он познакомился на уличных сходках.

– Тогда, в пятом году, в седьмом, весело было, – рассказывал Ваня. – А потом эти рыла буржуйские опять всю власть себе забрали, борцов, какие у нас в городе были, кого посадили, а кого и казнили. Но тяга к революции у меня осталась! И тогда я решил, что надо в Киев ехать. Тут точно нужных людей найду. Не может быть, чтобы в таком городе никакая революционная организация не сохранилась!

– Тут ты прав, – кивнул Петр. – Организации какие-то есть…

Старая конспиративная привычка проверять каждого нового человека еще держалась в Петре Наливайченко, и он думал, как бы проверить нового знакомого. Но в то же время мысль его уже торопилась дальше. Он прикидывал, как можно будет использовать юношу из провинции. Вдвоем они могли бы, например, устроить покушение на одного из жандармских чинов. Или на судью Белецкого, который год назад отправил на эшафот давнего товарища Петра по партии. А могли бы экс устроить. Давно в Киеве ничего такого не было…