Уходи с ним - Аньес Ледиг

Поэтому я иногда себя заставляю.

Моя дикция улучшается день ото дня. Челюсть не была сломана, только гематомы, они постепенно рассасываются, да и призрак трубки в горле в конце концов улетучился.

Ванесса навестила меня. Кажется, ей полегчало оттого, что я жив. И теперь, чем мне лучше, тем быстрее к ней возвращается ее прежний характер. Ее немота, возможно связанная с шоком, который она испытала, когда увидела меня в этом состоянии, а главное — в коме, сменилась привычными пакостными выкрутасами. Эта девчонка, в зависимости от настроения, то слаще розового леденца, то стервознее любой занозы. Золотой середины в ее поведении почти не бывает. Любого, кто к ней не привык, это легко выбьет из колеи, так что могу себе представить, каково с ней Соланж. Я-то знаю, как с ней обращаться. Нельзя поддаваться, ни когда она заноза, ни когда конфетка. Ей нужны ориентиры, правила, строгость. И любовь. Все, чего ей не хватало с такими родителями, как наши. Я стараюсь скомпенсировать, исправить, следуя советам психиатра, к которому нас направили, когда я получил опеку. Это приятная девушка. Молодая, динамичная, увлеченная. В моем вкусе. Но замужем и беременная до зубов. Это мой конек: влюбляться в женщин, которые уже влюблены в другого.

Карин была свободна. Исключение. И она ушла.

Меня как сглазили.

Я заполучил расписание Джульетты. Она сама прикрепила его у кровати. Пришлось отчаянно поторговаться, но в результате она сама отметила свои присутственные дни в маленьком календарике. Это помогает мне продержаться в те смены, где менее приятные медсестры или ужасные санитарки. А бывают и такие. Джульетта всегда держится со мной очень доброжелательно. Она умеет находить нужные слова, те, которые успокаивают и дают силы. Когда с тобой случается нечто подобное, без надежной ветки, за которую можешь уцепиться, тебя начинают затягивать зыбучие пески. Тебя ничто не держит. Всего одна ниточка. Она тоже кажется тонкой, но в любом случае надежней, чем я сам. Это я, кто должен защищать граждан от огня, несчастных случаев, падения в горную пропасть и осиных гнезд, — я цепляюсь за маленькую милую медсестру, чтобы она меня защитила. Мир навыворот.

Надоело.

Мой Ты,

единственный плюс того, что мой брат в таком состоянии — он не сможет меня наказать, когда узнает новость. Конечно, пусть бы лучше наказал. Хоть целый год без телика, хоть целую неделю без телефона, я бы не возражала.

Злюсь на себя, ему и так плохо, а тут я еще добавлю. А раз он в таком состоянии, то ничего поделать со мной не сможет. Но проблема в том, что и сделать для меня он тоже ничего не сможет. А значит, я в полном дерьме.

Мне тяжело смотреть на него такого. Конечно, мне полегчало, что он живой, но я не знаю, сколько еще он останется в этой больнице и вернемся ли мы потом к той жизни, что была раньше.

Почему на меня все так валится?

Чего я такого натворила в предыдущей жизни, чтобы так дорого платить в этой?

Надеюсь, что следующая будет получше.

Вид у него сегодня утром неважный. Может, хандра одолела. Такое случается. Когда они особенно глубоко осознают, что с ними произошло. Или когда спрашивают себя, как они из этого выберутся. В каком состоянии, с какими осложнениями. Он может двигать головой. Слегка приподниматься. Он еще не видел своего тела, но уже очень скоро меня об этом попросит. Я знаю, они все проходят через эту стадию. Я тоже не очень в форме. От лекарств у меня тошнота. Я набрала три кило, плохо сплю, голова готова лопнуть и еще приливы жара.

Веселого мало…

— Здравствуйте, Ромео. Что, утро сегодня не задалось?

— Бывало и лучше.

— А что не так?

— Все. Ничего. Что может быть «так» в моем положении?

— Например, с сестренкой повидаться?

— Моя сестренка никогда надолго не задерживается.

— Ну тогда повидаться со мной?

Я стараюсь разрядить атмосферу.

— Это единственное, что помогает, — говорит он, глядя мне прямо в глаза.

Я отвожу свои.

— Давайте-ка приведем вас в порядок.

Да уж, этим атмосферу не разрядить…

— Я хочу увидеть, на что я похож. Чтобы вы меня приподняли и я мог оценить масштаб разрушений.

Ну вот, приехали…

— Не уверена, что это хорошая мысль.

— А что это изменит?

— Ваше представление о себе.

— А что, полная катастрофа?

— Нет, но вас это может напугать.

— Я и не такого навидался. Куски тел после железнодорожных самоубийств, дорожные столкновения и обширные ожоги…

— Там были другие. Не ваше собственное тело.

— Плевать, покажите мне. Снимите простыню, пожалуйста.

Снимаю. Слежу за его реакцией. Так я и думала. Он в растерянности поднимает на меня глаза. Почему всегда я? Ну, ясное дело: раз я с ними добра, они привязываются и просят быть рядом в самые тяжелые моменты. Вот и получай на свою голову. Ни один пациент никогда ничего не просит у антипатичных коллег.

— А почему оно такое черное??? — паникует он.

— Это гематома в области таза. На вид впечатляет, но ничего слишком серьезного. Все рассосется.

— Я весь черный от пупка до ляжек, а вы говорите, что ничего серьезного? Вы что, издеваетесь?

— Нет, Ромео, я никогда бы себе не позволила. Но я знаю свою работу. Говорю вам, гематома рассосется.

— И все будет нормально функционировать?

— Надеюсь. Сейчас еще рано говорить. Но думаю, что да.

— В любом случае, какая разница, кому я такой буду нужен?

— Не говорите так, вы ничего не можете знать.

— А вы-то знаете?

— Нет. Никто ничего не знает о будущем.

— Я хотел бы посмотреть на свое лицо.

— А вот это совсем плохая идея.

— Пожалуйста.

— Я настаиваю: это плохая идея.

— Беру на себя.

— Как хотите. Схожу за зеркалом.

Пользуюсь случаем предупредить коллег, что некоторое время буду занята с пациентом: я чувствую, придется посидеть рядом и подержать его за руку. Чтобы он не сломался. Я могла бы не ходить за зеркалом, просто отказать, чтобы защитить его, но раз он так настаивает, значит ему необходимо знать.

Пусть так.

Все равно это плохая мысль.

На секунду меня берет сомнение, я знаю, что это зрелище подействует на него как пощечина. И чертовски хлесткая пощечина. Я бы даже сказала, удар кулаком. Его это просто размажет. Он смотрит на меня с решимостью в глазах. Тогда я приподнимаю зеркало, беря его за руку. Он вглядывается в себя несколько секунд, потом сжимает мои пальцы, прежде чем вновь взглянуть на меня и выдавить гримасу, чтобы проглотить всхлип. Его подбородок дрожит все сильнее, лицо все больше кривится. Ему не удается сдержать слезы.