Аномалия души - Алексей Хапров

… Полумрак… Тишина… Ощетинившиеся и готовые схватить тебя в любую минуту своими кривыми, когтистыми сучьями, сосны… Ощущение присутствия какого-то зла…

Б-р-р!

Вырисовывавшиеся в моём воображении картины были настолько жуткими, что у меня по спине забегали мурашки.

Я покосился на Наталью. Она лежала, не шевелясь, глубоко уткнув голову в подушку. Её спина едва заметно вздымалась в тихом, мерном дыхании.

Наполовину закрывавшие окно лёгкие шёлковые шторы всколыхнулись от ворвавшегося в приоткрытую форточку порыва ветра. До моих ушей донесся шум. Я обернулся. Моё сердце едва не выскочило из груди. За стеклом промелькнул чей-то силуэт.

Я вскочил. Моё дыхание замерло. На лбу выступил холодный пот.

Наталья зашевелилась.

— Ты чего? — зевнула она.

Я нервно сглотнул слюну.

— Сюда кто-то заглядывал.

Хозяйка приподнялась и тревожно покосилась на окно. Мы прислушались, но вокруг всё было тихо.

— Может тебе показалось?

— Может и показалось, — засомневался я.

— Скорее всего, так оно и есть, — сонно резюмировала моя курортная знакомая, поудобнее устраиваясь на подушке. — Если бы во двор пробрался кто-то чужой, Нигер бы ему спуску не дал…

Утро выдалось хмурым и пасмурным. Серое асфальтовое небо грозило скорым дождём, а разгулявшийся ветер раз за разом совершал агрессивные наскоки на верхушки деревьев.

— Сейчас позавтракаем, и пойду в милицию, — воинственно выпалила Наталья, нервно нарезая колбасу. — Прошло два дня, а они ни мычат, ни телятся. Ни слуху, ни духу. Они, вообще, хоть чем-то там занимаются? По-моему, ничем. Правильно, это же не их дети пропали. Пропади их чада — они стояли бы на ушах. А насчёт чужих можно не беспокоиться.

Я в знак согласия угукнул и уселся за стол.

Трапеза прошла в угрюмом молчании. В воздухе витало напряжение. Моя курортная знакомая спешно проглатывала бутерброды. Её желваки ходили ходуном, а глаза всё сильнее и сильнее наливались яростью. Она словно готовила себя к жестокому бою.

— Мне сходить с тобой? — спросил её я, когда стоявшее между нами блюдо опустело.

Наталья категорично замотала головой.

— Не надо. Я и одна справлюсь. Они у меня живо забегают.

Допив чай, она отправилась одеваться. Я принялся мыть посуду.

Облачившись в строгий серый костюм, моя курортная знакомая навела перед зеркалом макияж, повязала волосы в пучок, обула чёрные туфли и, кивнув мне на прощание, стала отпирать входной замок.

Мои уши пронзил дикий, душераздирающий крик. Я выскочил в прихожую.

Лицо Натальи было бледным, как мел. Её расширенные глаза буквально впились куда-то вниз. Проследив за её взглядом, я увидел следующее: верхняя ступенька крыльца была усыпана песком; вдоль её края лежал, похожий на раздавленную гадюку, кусок грязной, бельёвой веревки, а на ступеньке ниже значилась неуклюжая надпись: «Мама я здесь».

Вдали засверкали зигзагообразные молнии. Небо сотряс мощный раскат грома.

Наталья покачнулась и прислонилась к косяку. Её явно мутило. Я взял её под руки и втянул обратно в дом. Моя курортная знакомая не сопротивлялась. Пододвинув ей стул, я помчался на кухню за водой. Когда я вернулся, на её лице застыла маска безудержного ужаса.

После несильного похлопывания по щекам Наталья пришла в себя. С неё спала окаменелость, она рассеянно поводила глазами по сторонам и посмотрела на меня. Я протянул ей стакан. Она принялась жадно пить.

Убедившись, что с её сознанием всё в порядке, я, невзирая на припустивший дождь, выскочил во двор. Я обежал вокруг дома, заглянул за каждый куст, за каждое дерево, осмотрел сарай, спустился в погреб, поднялся на чердак, выглянул из калитки, но Димки нигде не было.

— Ну, где же ты? — громко, но беззлобно крикнул я. — Выходи, не бойся!

Но мальчик не появлялся.

Нигер из своей будки настороженно наблюдал за мной.

— Где твой друг? — обратился к нему я. — Где он прячется?

Пёс тихо заскулил.

Я озадаченно оглянулся вокруг и поспешил обратно в дом.

— Фу-у-у! — выдохнул я, войдя в прихожую. — Промок до нитки, но его так и не нашёл. Куда же он мог подеваться?

— Кто? — глухо спросила моя курортная знакомая.

— Как кто? — недоумённо вскинул брови я. — Твой сын.

Наталья как-то странно посмотрела на меня. С её лица не сходила мертвенная бледность.

Я перестал стряхивать воду с рук и вопросительно воззрился на неё.

— Разве это написал не он?

Хозяйка помотала головой.

— А кто?

Наталья попыталась усмехнуться, но её натянутая усмешка тут же сменилась гримасой полубезумного напряжения.

Во мне заиграло негодование.

— У кого хватило подлости так злобно подшутить?

Наталья пожала плечами. Я воинственно упёр руки в боки.

— Эх, попадись мне эта сволочь! Ну что за народ!

Моя курортная знакомая поднялась со стула, но, не сделав и трёх шагов, стала беспомощно оседать на пол. Я едва успел её подхватить.

Уложив хозяйку на диван, я сходил в ванную и принёс оттуда полотенце, смоченное холодной водой.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Наталья, приложив его ко лбу. — Что-то мне нехорошо. Что-то я немного расклеилась.

Я ободряюще улыбнулся.

— Ничего страшного. Скорее всего, это просто запоздалая реакция на шок.

Я, конечно, не был специалистом в области психиатрии. Но я знал, что такое не редкость. Что болезненная реакция человеческого организма на сильный нервный стресс может проявиться не сразу. Что естественная природная эмоциональная защита какое-то время удерживает её от полного выплеска наружу. Но эта защита очень хрупка. Достаточно одного мало-мальски серьёзного удара, чтобы она раскололась, как яичная скорлупа.

— Тебе лучше сегодня никуда не выходить, — порекомендовал я, с ненавистью думая о том злыдне, у которого хватило скотства на такой выкрутас.

— Нет, нет, — обеспокоенно возразила моя курортная знакомая. — Я сейчас немного полежу и пойду. В этой милиции и не почешутся, если их не пнуть.

Во мне вспыхнул рыцарский огонь.

— Ты останешься дома. А в милицию схожу я. И, уж поверь, пну их не хуже тебя. А может, даже и лучше.

— Не вздумай! — запротестовала Наталья.

Моя инициатива почему-то её обеспокоила. Она пробовала меня отговорить, но я был непреклонен.

— Я пойду, а ты останешься здесь.