Легенда Португалии - Наталия Полянская

– Или что? – прищурился Вася.

– Или то.

Женька снял очки и посмотрел на родственничка в упор. Вася медленно поднялся, снисходительно глядя сверху вниз, но Ильясов не отводил холодного, как пистолетное дуло, взгляда. Он умел смотреть так, что его начинали уважать.

В школе про Женьку думали, что он хлюпик. Так и было. Он боялся, что разобьют очки, и совершенно не умел драться, размахивал руками, как мельница. Потом в его жизни появился Никита Малиновский, который не боялся никого и никогда, даже страшную банду Косматого с соседней улицы. Потом к ним присоединилась Ольга Шульц, которая билась как мальчишка, и это окончательно сделало из Жени человека, разучившегося отступать.

Многие и сейчас думали, что он хлюпик. Мама, которая путала его доброту со слабостью, и жалела Женьку, и осторожно выспрашивала, как его дела, и не велела ходить по вечерам поздно – мало ли, гопники или еще какой криминальный элемент. Девушки, иногда кидавшиеся его защищать, что Ильясова очень смешило. Они беспокоились за него, когда он утром сидел за своим компьютером в очках, ерошил волосы, пил кофе и близоруко щурился, рассматривая морщинки на ухоженном лице какого-нибудь политика.

Фотограф же. Творческий человек. Как он по жизни-то справится – объективом?!

– Вася, – проговорил Женька спокойно, – я тебя по-человечески предупреждаю. Софи учить ругательствам не смей. Это мы с тобой на русском матерном разговариваем, когда припрет, а ей это не надо, она у меня нежный цветок. Ты понял?

Зять еще немного посмотрел в Женькины красные от ношения линз глаза и, хмыкнув, сел, – то ли признал равного, то ли решил не связываться с дохляком.

– А как она в Россию поедет, если не знает, как объясниться? – спросил Вася с искренним недоумением, накладывая на толстый кусок хлеба ветчину, сверху два куска сыра, помидор и снова ветчину – придавить. Выглядело это так вкусно, что Ильясову немедленно захотелось жрать.

– С кем объясниться? – спросил он устало. – С Мариной Викторовной? Такими-то словами?

– А на рынке торговаться? – брякнул Вася. – А с таксистом?

– Вась, ну не пойдет она на рынок, – Люся дернула мужа за рукав. – Что ты!

– Почему не пойдет? А как она Женюре борщ варить будет? Рассольник, например? Что, огурцы в супермаркете брать? А мясо? Оно же только на рынке хорошее!

Софи сидела, подперев подбородок кулачками, и слушала непонятный ей разговор, как музыку.

– Ну, Вась, она ведь из Франции. Они там борщ не варят. Только лягушек готовят! – вмешалась Люся.

– Н-да, – после глубоких и тяжких раздумий проговорил зять, – с лягушками на рынке… не того. Нету там их. Но ты не огорчайся, Женюрик. – Он посмотрел с сочувствием. – Я тебе для французского борща лягух наловлю, когда на рыбалку поеду. Знаешь, скока их в тихих местах? Тю-у! А хочешь, жаб привезу? Жабы, они жирнее. Наваристее будет.

Женя обрушился на ближайший стул, поставил локти на стол, закрыл лицо ладонями и, не сдерживаясь больше, заржал.

– Эжен, – прозвенела Софи своим ласковым голоском (и как она разговаривает с идиотами-учениками?!), – ты совершенно точно должен… нет, обязан мне все это перевести!

Выехали довольно рано, чтобы успеть исследовать и Синтру, и кое-что еще; можно было бы вернуться в Лиссабон, но назавтра предстояло отправиться дальше на север, и все хотели осмотреть как можно больше, а Люся и Вася – еще и поваляться сегодня на пляже.

Синтра, небольшой городок на горе, была украшена традиционной мавританской крепостью. Когда арабы пришли на территорию Португалии, объяснила начитанная Софи, они чуть ли не на каждом холме поставили по оборонительному сооружению, чтобы навсегда впечататься в эту землю. Не помогло: португальцы выгнали захватчиков довольно быстро, в отличие от соседей-испанцев, где владычество мавров продлилось около восьми веков. Остатки крепостей до сих пор украшали холмы, величественно осеняя окрестности древними стенами. Иногда они бывали полностью разрушены, иногда сохранялись частично – вот как здесь.

– Наверх мы не полезем, – задумчиво сказала Софи. – Там нужно идти пешком, а сегодняшняя жара действует даже на меня. И хотя в замке, говорят, сохранился резервуар для воды на случай осады, это нам не поможет. – И действительно, было за тридцать, и солнце жарило все сильнее.

Они прошли с экскурсией по королевскому дворцу, глядя на спальни, паркет и вышитые пологи над кроватями, всматриваясь в гербы, изображенные на деревянных потолках, и в круглые лица на портретах. В громадной кухне, где в потолке имелась здоровенная труба, Люся так заинтересовалась медными кастрюлями, что, не удержавшись, схватилась за одну, уронила ее на пол, и все с минуту потрясенно молчали, слушая постепенно затихающий медный гул. Гид Люсю отчитывать не стала, но метнула такой убийственный взгляд, что впору на месте окочуриться. Сестра, однако, как-то выжила и даже не покраснела. А может, все дело в том, что за ее спиной маячил хмурый Вася.

– Если верить путеводителю, – сказала Софи, когда они вышли из дворца и снова окунулись в палящую жару, – дальше на горе, не доезжая до крепости, имеется ботанический сад. Конечно, там хорошо гулять, но я не уверена… – она вопросительно посмотрела на Женю, и тот перевел остальным.

– Давайте сразу на мыс, а потом на пляж, – сказала Люся, обмахиваясь взятой из дворца бесплатной рекламкой, – жить невозможно.

В кои-то веки Женьке не хотелось с ней спорить. История историей, но, черт возьми, до одури хотелось искупаться.

«История насытила меня раньше», – подумал он, выруливая с парковки у дворца. Истории хватило в июне, когда Женька вместе с друзьями ездил по Нормандии, посещая места высадки десанта во время Второй мировой. Малиновский собаку съел на этой истории, сыпал деталями к месту и не к месту, но именно его знания в конечном итоге способствовали знакомству с Софи. Как причудливо тасуется колода…

В другое время он, может, и погулял бы по Синтре – Женьке нравились такие маленькие городки, с их неторопливой жизнью, наезжающими туристами и крохотными кафе, где подают какие-нибудь вина с шипучими названиями (колареш, рамишку!) и пирожные, тающие во рту, – кежадайш, травесейруш… Приехать сюда не в жару, как сегодня, когда только дворцом с его толстыми стенами и спасаться, – а зимой, когда идет мелкий дождь, приходится поднимать воротник куртки, зато можно долго-долго сидеть в крохотном кафе… да хотя бы вон в том, мелькнувшем в глубине двора, увитого виноградными лозами. Сидеть у камина в тяжелом кресле, обмениваться шутками с официантом, читать газету. Затем бродить по улицам, вглядываясь в стекольный блеск, в рисунки на «азулежу». Как-нибудь утром сесть на старый-старый трамвай, чья линия протянута отсюда до океана, и ехать в нем, и ждать, когда откроется вид на серебро и свинец – Атлантику зимой…

И, конечно, все это лучше делать не одному.

– Софи, – произнес Ильясов, подчиняясь механическому голосу навигатора и поворачивая на шоссе, ведущее к океану, – а что ты так ухватилась за Инес де Кастро? Я даже в Интернете не смотрел, времени не было, но вчера вот, например, мы школу, названную ее именем, проезжали. Она какая-то королева или супруга политика, вроде Эвы Перон?