Кислород - Саша Наспини

с ноготь, пытаясь добиться сходства. Я мог сверяться только с воспоминанием, смутным, как туман, застилающий глаза при обмороке. Иногда я ошибался настолько, что держал в руке голову умственно отсталой девочки. Или незнакомки, живущей где-то далеко, возможно, воспитательницы детского сада из Австралии. А порой мне все же что-то удавалось. Например форма скулы. Или тень от тени той едва заметной улыбки, которая когда-то так меня поразила. В такие моменты я пугался самого себя: неужели я похож на человека, державшего ее в плену? Неужели и мне нужна кукла, с которой я могу нянчиться? В такие моменты я обдирал с головок пластилиновые лица, оставляя только кости. Потом просил у них прощения. Именно в этот период Мартини познакомил меня с Наиме.

Сейчас она довольна, говорит, что мое решение – большой шаг вперед. «Новое имя – новая жизнь», – так она говорит. Я вылепливаю себя с помощью новенького удостоверения личности, но проволочный остов, из которого я возник, никуда не делся. «Это пройдет», – говорит Наима. Нужно набраться терпения, дать пластилину затвердеть.

Впрочем, для жителей городка я тот же, кем был раньше: Лука Балестри. Никто, кроме карабинеров, не знает, что скоро мне пришлют водительские права, в которых указано другое имя. Что я стал кем-то другим.

Иногда мне не хватает общения, и я читаю биографии знаменитых преступников. Среди них есть маньяки, уничтожившие сто девяносто человек. Есть и истории о сексуальном насилии, но их я пропускаю, мне интересны другие подробности. Стоит только заглянуть в интернет, как перед тобой откроются неисчерпаемые архивы уголовных дел, и в каждом – уйма данных: место рождения, рост, вес, способ убийства, список установленных жертв, место заключения. И дети. Последний пункт я читаю внимательнее остальных. Однако о детях говорится очень редко; наверное, потому, что им удалось уклониться от последствий, которые влечет за собой дурная слава, – книг, интервью, телепередач. Людям ужасно хочется знать, каково это – жить под одной крышей с убийцей. Такой информационный материал хорошо продается. Обычно те, у кого его можно получить, предпочитают оставаться в тени и зализывают раны. И не соглашаются за небольшие деньги появиться на четверть часа в ток-шоу и выворачивать перед публикой свою ДНК. То же самое относится к жертвам. Тех, кто выжил и после этого выставляет себя напоказ, можно сосчитать по пальцам одной руки. Остальные собирают обломки своей жизни и пытаются их склеить. В тишине.

Что все еще поражает меня в Лауре, так это ее уверенная манера закуривать. И то, как привычно она управляется со своим айфоном. Когда ее похитили, она была ребенком и интернет находился на начальной стадии развития. Она была выключена из жизни на четырнадцать лет. За это время мир совершил гигантский рывок; но, судя по тому, как Лаура ведет себя на улице, она неплохо ориентируется в этом новом мире.

Парень, с которым она встречается уже несколько месяцев, очевидно, ей подходит; он студент, изучает архитектуру. Три раза в неделю подрабатывает по вечерам официантом в ресторане. Они ведут себя, как все пары, гуляют по центру города, ходят в кино, иногда на концерт с друзьями. Потом идут к нему. В этот момент я прекращаю слежку.

В день восемнадцатилетия я получил неожиданный подарок – собственное жилье. Я держал в руках документ, не вполне понимая, о чем идет речь. Отец захихикал. «Ну, что скажешь?» – спросил он наконец. А что я должен был сказать? Согласно этой бумаге, я становился собственником квартиры, в которой мы жили (то есть я в любом случае рано или поздно стал бы ее собственником). Я сказал спасибо, но, очевидно, не смог скрыть некоторого разочарования. Отец все еще посмеивался; он был в полном восторге. «Что бы ни случилось, эти стены у тебя уже никто не отнимет», – произнес он. Я удивленно взглянул на него: а с чего бы кому-то устраивать мне такую пакость? Но он больше не мог сдерживаться – вытащил из кармана брюк и положил на стол ключ. Ключ с логотипом «пежо». «Она твоя, – сказал отец. – Только не трепли мне нервы».

Мы почти никогда не говорили о деньгах, это была тема, которая затрагивала в его душе какие-то особые струны. Возможно, она вызывала у него чувство неловкости. Я знал, что, хоть мы и не богаты, но вполне могли считаться обеспеченными. В начале каждого учебного года книги отца буквально сметали с прилавков. «Антропология пейзажа», «Иной: приобщение к мультикультурализму», «Исследование форм семьи и сходных структур» – эти и другие бестселлеры наряду с зарплатой ординарного профессора, гонорарами за участие в конференциях и симпозиумах, а также за выступления на телевидении существенно пополняли наш текущий счет. Долгие годы отец оставался одним из фаворитов в этом сегменте книжного рынка, его обхаживали многие издатели. Имя Балестри служило гарантией успеха. За права на книгу «Материальная и нематериальная культура» развернулось настоящее сражение. Договор, который он в итоге подписал, вроде бы выглядел самым обычным, но, когда Мартини показал мне сумму поступлений, я глазам своим не поверил.

Иногда я думаю о его студентах. Ведь он вошел в их жизни, открыл перед ними новые горизонты. Этот человек с мечтательным взглядом, лишенный эгоцентризма, давал духовную пищу новым поколениям. Он умел на многие вещи взглянуть под особым углом зрения. В моем воображении эти юноши и девушки тоже составляют мне компанию. Молодежь, устремленная в завтрашний день, с огнем в крови. А чаши, в которые профессор Балестри щедро наливал им нектар знаний? Каково было узнать, что в них плавали капли яда? Возможно, сейчас некоторые чувствуют, что их отравили.

Сегодня в каталогах издательств не найдешь книг профессора Балестри. Но в букинистических магазинах спрос на них велик: ими интересуются сатанисты и те, кто несмотря ни на что остался поклонником его работ; мировое научное сообщество высоко оценивает его вклад в науку. Извечный конфликт морали и гениальности. Иногда приходится слышать: «Возможно, даже Гитлер умел печь потрясающие торты». На что незамедлительно следует ответ: «Было бы лучше, если бы однажды вечером его мама, вместо того чтобы снять трусы, испекла тортик». Было бы лучше.

Если слежка за Лаурой оставляет мне сколько-то свободного времени, я наскоро запасаюсь едой и сажусь в машину. Еду сорок минут, а потом сворачиваю с шоссе на проселочную дорогу, которая вскоре упирается в опушку леса.

Участок с домом остался в моей собственности. Вначале я и думать не хотел об этом логове зверя. Но дом как будто звал меня. И вот однажды, два года спустя, я решился. Как это ни тяжело,