Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон

описаниях продолжали отдавать дань уважения некоторым членам императорской семьи. Петр I предстает во многих подобных руководствах как полубог – всемогущий, непостижимый и неустанно трудящийся на благо отечества. Мария Федоровна, вдова несчастного императора Павла, удостаивается особых похвал в связи с ее обширной благотворительной деятельностью. Как правящий монарх Николай I также получает некоторую меру внимания. Создание Санкт-Петербурга неизменно преподносится в позитивном ключе. Если они вообще признаются, трудности, связанные с быстрым строительством города и суровым климатом, способствуют повышению оценки нынешней славы Санкт-Петербурга.

В середине XIX века путеводитель стал наиболее близок к таким литературным формам, как очерк и фельетон. Подобно путеводителям, в очерках и фельетонах часто описываются географические районы. В них рассказчик, как правило, прогуливаясь по городу, описывает от первого лица те или иные сцены, места и звуки. Литературный критик Гэри Сол Морсон в своей книге «Границы жанра» утверждает, что очерки и фельетоны одновременно принадлежат как к реальной жизни, так и к искусству, сочетая черты как журналистских репортажей, так и большой литературы, традиционно эстетические и неэстетические коммуникативные формы [Morson 1981: 15]. Нечто подобное можно сказать и о путеводителях. В 1830-х и 1840-х годах такие тексты начали время от времени включать в себя художественный элемент и литературные изыски. Книга Виктора Бурьянова 1838 года «Прогулка с детьми по С.-Петербургу и его окрестностям» представляет собой особенно яркий пример такой тенденции. Написанный отчасти в художественной форме, отчет о многонедельном туре по столице разбит на серию «дней», каждый из которых – отдельная прогулка. Рассказчик, передвигаясь по Санкт-Петербургу в компании молодых людей, от первого лица комментирует в настоящем времени все, что они видят или чувствуют. Текст изобилует замечаниями о погоде, полезных знакомствах и незначительных неудобствах путешествия. Использование местоимений множественного числа первого и второго лица и глагольных форм на протяжении всего повествования, постоянное повторение «мы» и «вы», как бы приглашает читателя считать себя частью счастливого коллектива и отправиться в путешествие, следуя маршрутам, так тщательно разработанным в книге. Несмотря на все художественные изыски, украшающие текст, прогулка Бурьянова, по-видимому, частично предназначена для использования в качестве практического пособия. На первых страницах автор прилагает все усилия, чтобы проинформировать детей, предположительно из провинции, готовящихся присоединиться к нему на прогулке, о том, с какими документами и дополнительными библиографическими материалами им следует ознакомиться перед отъездом в Санкт-Петербург. На протяжении всей книги он дает читателям точные инструкции по навигации по городу, иногда отмечает магазины для возможных покупок, предлагает места для проживания в пригороде и предоставляет информацию о доступных видах транспорта [Бурьянов 1838, 1: 2, 228; 3: 19, 143].

Хотя по большей части нехудожественная по стилю, «Панорама Санкт-Петербурга» Башуцкого также в некоторых отношениях напоминает художественную литературу по присущим ей тенденциям. Она содержит, в дополнение к пространному описанию панорамы города с высоты птичьего полета и фрагментарным маршрутам пешеходных экскурсий, один раздел, который, очевидно, является вымыслом. В главе, озаглавленной «Петербургский день в 1723 году», автор представляет, как в том конкретном году несколько придуманных им персонажей могли отмечать день святого покровителя Петра I. Он описывает посещение кабака, пьяный разгул князя-папы и ассамблею [Башуцкий 1834, 3: 111–148; 2: 194–271][31]. В конце концов главный герой повествования, молодой дворянин, который долгое время отказывался приспосабливаться к новым западным нормам социального поведения, наконец сбривает бороду и завоевывает руку своей возлюбленной.

Если путеводители, очерки и фельетоны во многих отношениях так похожи друг на друга, если все три жанра часто используются для исследования географического пространства в виде прогулки и пересекают границу между традиционно эстетическими и неэстетическими способами общения, то что делает каждую форму уникальной? Чем путеводитель отличается от других описательных текстов? Ряд факторов затрудняет проведение жестких различий. Каждая категория включает в себя значительные вариации – термины «очерк» и «путеводитель», в частности, могут быть очень широки. В некоторых случаях жанры явно пересекаются – иногда, например, можно обоснованно сказать, что часть путеводителя представляет собой очерк или фельетон. В ряде случаев отдельные авторы вносили свой вклад в разработку более чем одной описательной формы[32]. Однако некоторые обобщения сделать можно. В отличие от очерков и фельетонов, путеводители не полагаются на мотив фрагментарности и иллюзию спонтанности [Morson 1981: 15–16]. Хотя в некоторых случаях писатели могут принимать разговорный тон, жанр не требует такой манеры повествования. Путеводители часто бывают относительно длинными, а фельетоны и наброски, как правило, кратки. В письменных путеводителях читатель всегда выступает в роли потенциального экскурсанта, а сам текст по крайней мере представляется как своего рода навигационное пособие. Обычно писатели привлекают нас фразами с местоимениями первого и второго лица, дают практические советы по облегчению нашей прогулки по городу или району, предлагают нам следовать вместе с ними по маршрутам, описанным в руководстве. Хотя многие путеводители слишком тяжелы, чтобы брать их с собой на прогулки, и могут содержать больше справочной информации, чем обычно требуется простым туристам и путешественникам, они могут помочь читателю практически, то есть помочь исследовать физическое пространство, облегчая планирование путешествий и/или прогулок.

В фельетонах и очерках рассказчик чаще всего выступает в роли нашего доверенного лица, а не в качестве гида или компаньона. Обладающий свободным временем и, потенциально, особыми навыками, проницательностью, связями и знаниями, он посещает места и сообщает о сферах, во многих случаях далеких от нашего опыта. Не предполагается, что мы обладаем способностью или хотим повторить эти приключения. Рассказчик во многих случаях, кажется, блуждает почти бесцельно, следуя личной прихоти, преходящим стимулам и гоняясь за текущими новостями, в отличие от движения по тщательно продуманному и разработанному маршруту. Путешествия рассказчика приводят к открытиям о людях и местах, которыми он любезно соглашается поделиться, тем самым освобождая нас от обязанности самим исследовать эту же территорию. Часто очерк функционирует как своего рода журналистское расследование: он раскрывает завуалированные или неприятные аспекты местной жизни. В отличие от путеводителей, авторы очерков и фельетонов необязательно оценивают или рекламируют регионы, которые они описывают, как потенциальные места для экскурсий и прогулок.

Очерки и фельетоны обрели значительную популярность в России в 1830-х и 1840-х годах, как раз тогда, когда образ Санкт-Петербурга в поэзии и художественной литературе начал тускнеть. Полупублицистический характер обоих жанров сделал их идеальными формами для размышлений о современной российской жизни и социальных проблемах. Подхваченные талантливыми писателями и критиками, связанными с различными литературными и философскими лагерями, они быстро превратились в ключевые форумы для партизанских вылазок и дискуссий. Грандиозный спор, разразившийся в этот период между западниками и славянофилами, например, частично разыгрывался на страницах очерков. Особенно примечательно, что в 1845 году группа писателей, связанных с «Отечественными записками», главным издательским органом западников и прибежищем радикального критика В. Г. Белинского, выпустила чрезвычайно влиятельную антологию очерков под названием «Физиология Петербурга». Изобилующий остротами в адрес конкурирующего славянофильского лагеря в Москве сборник сыграл важную роль в популяризации физиологического очерка – поджанра, появившегося в России в начале десятилетия и основанного на французских моделях. Авторы физиологических очерков, как правило, стремились изучить и классифицировать человека с научных позиций, создавая подробные портреты типичных представителей тех или иных профессий, социальных слоев и национальностей. Они также проявили интерес к функциональному анализу географического пространства. В некоторых случаях, явно приравнивая города к живым организмам, они разбивали их на составные части и пытались понять механизмы, поддерживающие их существование. Они смотрели на реки, улицы и связующий их транспорт как на систему кровообращения, на рынки и магазины, которые их кормили, как на пищеварительный тракт, на органы массовой коммуникации и учреждения культуры, формировавшие вкус и одновременно выражавшие характер местных