Полночь! Нью-Йорк - Марк Миллер

и сам не понимал, почему решил, что эта женщина француженка, но сразу вспомнил, как жил в Париже, ходил в Лувр, музей д’Орсе, Зал для игры в мяч, Сен-Жермен-де-Пре, Бобур и в кафе на площади Контрэскарп, где тщетно пытался встретить душу Хэма[42].

Он посмотрел незнакомке вслед, и в его глазах зажглись огоньки, появлявшиеся всякий раз, когда ему нравилась женщина или картина. Лео захотелось подойти и сказать, что «Дозорный» – его самое любимое произведение американского искусства второй половины ХХ века. И добавить, что она правильно поступила, купив картину, и он сам бы ее отспорил, будь у него деньги.

Лео все еще мечтательно улыбался, когда она вошла в Центральный парк, видимо не заметив, что уже стемнело. Он увидел мужчину, который сидел на скамейке, наклонившись вперед, его лицо скрывал капюшон толстовки. Когда женщина прошла мимо него, он выждал несколько секунд и резко встал с явным намерением отправиться следом.

Ой-ёй-ёй…

Ладно, Центральный парк больше не опасные джунгли, не то что в 1980-е, и все же… Разве не опасно гулять там, только что купив картину за четыре миллиона?

Силуэт в капюшоне не внушает доверия. В Райкерс, когда один заключенный вдруг «приклеивался» к другому, это не сулило ничего хорошего…

«А ты-то куда?» – спросил он себя, выкинул окурок, посмотрел направо-налево, решился, перебежал через четыре полосы Сентрал-Парк-Вест на уровне пешеходного перехода улицы Сезам и тоже углубился в парковые кущи.

Ночь подсинила выпавший снег, придав пейзажу феерический или призрачный – как посмотреть! – вид. Желтые лужи под фонарями покрылись льдом.

Лео видел, как молодая женщина шагает по извилистой тропинке между деревьями к Вест-драйв, пересекающей парк с севера на юг. Добравшись до нужного места, она повернула на юг, где в хорошую погоду катались бы десятки велосипедистов, но снег лишил их этого удовольствия, остались только пешеходы и лыжники, что слегка успокоило Лео. И тем не менее преследователь не отставал от женщины. Вот будет смеху, если им движет обычное любопытство… Особа, купившая вожделенную картину, заинтриговала Лео, прежде чем нырнуть в нью-йоркскую ночь, и он решил потратить на незнакомку еще несколько минут.

Та шла быстро и не слышала шагов за спиной. Вокруг парка, над деревьями, истекающие светом небоскребы штурмовали ночное небо, здесь же, в этом оазисе, скованном льдом и снегом, царил ирреальный, какой-то подавляющий покой, а серые глаза Лео не выпускали из виду два зыбких силуэта.

Они двигались по дуге вдоль Вест-драйв, когда молодая женщина внезапно решила срезать по короткой полутемной тропинке, соединяющей Вест-драйв и Сентер-драйв, вознамерившись выйти из парка на уровне Западной Пятьдесят девятой улицы. В этот самый момент и в этом месте неизвестный напал на нее – настолько внезапно, что застал Лео врасплох.

8

Потом я достал мою бритву.

Ramones, «53rd & 3rd»[43]

У него был нож! Лезвие блеснуло в лунном свете. Оружие оказалось в руке как по мановению волшебной палочки, когда он вдруг ринулся на молодую женщину, и она обернулась на непонятный звук. Лео заметил, что ее глаза округлились от ужаса, и побежал. Ледяной воздух обжигал легкие, все произошло стремительно, как во сне. Бандит нанес первый удар, разрезавший пальто, пиджак, блузку и задевший кожу, второй рукой он одновременно схватил ее за запястье. Жертва вырвалась, но потеряла равновесие и упала на спину, кагуляр[44] наклонился, чтобы нанести второй удар, но она успела откатиться по скрипучему, затвердевшему на морозе снегу. Лео оказался рядом, заорал во все горло, надеясь напугать преступника, и преуспел: человек обернулся, увидел подмогу и помчался к Сентер-драйв и Западной Пятьдесят девятой улице.

Лео без сил рухнул рядом с молодой женщиной.

Она дышала судорожно и часто, и в ледяной ночи маленькие облачка, вырывавшиеся изо рта, напоминали дымные сигналы индейского вождя. Лео расстегнул ее толстое шерстяное зимнее пальто, раздвинул серый шарф и удрученно покачал головой: на блузке расплывалось широкое кровавое пятно.

– Прошу прощения, – сказал он, – но мне необходимо осмотреть вас.

Дьявольщина! Тонкий шелк на животе промок от крови! Задубевшими от холода пальцами он расстегнул пуговички и в слабом свете, доходящем с Пятьдесят девятой улицы, увидел, что рана неглубокая, но убедиться, что не затронут ни один жизненно важный орган, не смог.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

Она опустила глаза на свой живот и сказала тоненьким, дрожащим, как паутина на ветру, голосом:

– Терпимо. Мне даже не больно. Но я замерзла…

Лео вытащил из кармана куртки пачку бумажных платочков в целлофановой обертке. Этому трюку его научили на курсах по оказанию первой помощи.

– Вот, держите. Прижмите к ране и сильно надавите. Нужно остановить кровь. А я позвоню девять-один-один.

Он пристроил пакетик под блузку, взял правую руку молодой женщины, положил ее ладонь сверху и надавил, потом запахнул полы пальто, чтобы она хоть чуть-чуть согрелась, и сделал один из ста сорока миллионов звонков, которые каждый год получает американская служба спасения.

– Здравствуйте, что у вас случилось? – спросила оператор.

Лео объяснил. Выслушав, она переключила его на службу срочной медицинской помощи, и пять минут спустя машина выехала, а его попросили оставаться на линии, пока не появятся врачи. Лео вернулся к раненой.

– Ну как вы тут? – спросил он, держа телефон возле уха.

– Ничего… – ответила она срывающимся голосом. – Только боюсь отморозить задницу…

Лео проверил рану и облегченно выдохнул: кровь остановилась.

– Вы спасли мне жизнь, – произнесла она, глотая слезы.

– Это мы обсудим потом. Не волнуйтесь. Молчите. Помощь на подходе…

С тропинки, выходившей на Вест-драйв, донесся шум, Лео обернулся и увидел высокий силуэт Зака. Толстяк неуклюже ковылял к ним, тяжело пыхтя.

– Господь милосердный! Лео Ван Меегерен заставил меня пересечь весь Центральный парк! В такой-то час! Только художнику могла прийти в голову такая странная идея! Я увидел, как ты сорвался с места, чуть не потерял тебя из виду! Куда это ты наладился в темноте?! – Зак внезапно смолк, наткнувшись взглядом на лежавшую на земле женщину. – Господи Исусе, она умерла?

– Пока нет, – прошептала Лоррен и улыбнулась, несмотря на трагизм ситуации.

– Она жива! – воскликнул великан. – Благодарение небесам! Жива!

– Ты не мог бы не квохтать? – попросил Лео.

– Но она вся в крови! – ужаснулся Зак. – Из нее течет кровь, Лео! Ты вызвал «скорую»?

– Все будет хорошо… – Лоррен попыталась успокоить толстяка. – Он унял кровь. И потом, рана поверхностная, так что…

– Вы француженка? – удивился толстяк, различив ее акцент.

– Да.

– Откуда?

– Из Парижа.

– Ах, Париж, Париж!.. Воображаю, как