Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника - Альбин Конечный

это видно по изобразительному ряду, масленичные горы возводились на льду Невы напротив Смольного монастыря, Литейного двора, Петропавловской крепости, Петровской площади. Гулянья на Масленице и Пасхальной неделе проходили и на левобережных площадях Невы: Сенной, Театральной, Петровской, Дворцовой, а также на Царицыном лугу[148]. На переднем плане большинства изображений рубежа XVIII–XIX веков находятся катальные горы (на Масленице) либо перекидные качели и карусели (на пасхальных увеселениях). В это время на гуляньях преобладают не зрелищно-театральные, а развлекательные формы – прообразы современных аттракционов, вокруг которых организовано пространство праздничной площади.

«Масленица во всей Европе есть время торжества забав, – писал Павел Свиньин, – а для русских главнейшее удовольствие составляют ледяные горы»[149]. Катальных гор было всегда две (их высота достигала 13–18 метров); они сооружались параллельно друг другу, но в разных направлениях – скатами навстречу. Вот как описывает академик Иоганн Готтлиб Георги горы конца XVIII века: «Здесь бывало построивали обыкновенно ежегодно к сырной неделе две публичные горы на Неве. Каждая состоит в кубической подмостке из бревен в 6 сажень вышины, снабденной с одной стороны лестницею для входа, а с другою – крутым, несколько волнистым дощатым скатом, покрытым льдом для спуска и пр. Сие увеселение столь нравится народу, что и простые женщины и молодые люди лучшего состояния в оном участвуют. Некоторые молодые люди столь искусны в том, что спускаются с горы без санок на ногах или коньках»[150],[151]. Горы украшались елками, флагами, деревянной скульптурой, а иногда и «першпективными картинами». «Для зимнего катанья употреблялись санки и лодки, обитые сукном, на стальных полозьях на „головашках“; у одних было резное изображение льва, а у других лебедя»[152]. Вечером горы освещались фонарями: «отражение сей массы разноцветных огней в снегу, мешаясь с тенями, представляет необыкновенное зрелище»[153].

В последней четверти XVIII века горы стали возводить и на пасхальных гуляньях; они были устроены по типу придворных катальных сооружений. С этих деревянных («летних») гор спускались «по отведенным покатым желобам посредством маленьких колясок, поставленных на четырех медных колесах»[154].

Качели строились первоначально на Пасхальной неделе и составляли «в сие время всеобщую забаву и гулянье»[155]; в конце XVIII века они появляются и на Масленице.

Возле гор и качелей (круглых, маховых, подвесных) располагались небольшие строения в виде шалашей («лубошных») или сараев, получивших с 1820‐х годов название балаганов. Здесь выступали фокусники, кукольники, вольтижеры и комедианты, которые представляли «наиувеселительнейшим образом в приторных одеяниях всякие комические и трагические важные деяния, басни, сказки, чудеса, кощунства и пр. Каждое представление не продолжается более получаса, а потому и бывает оных в день до 30 и более… <…> Между оными бывают также и разные, показывающие свое искусство в скорости, равновесии, силе»[156].

Первые три или четыре дня праздника гуляющих было немного. Но уже с четверга почти весь город собирался у гор и качелей (эта традиция сохранилась и в XIX веке). «Нева почти покрыта вокруг гор людьми, каретами и саньми, ибо большая часть жителей приезжает один или несколько раз туда, чтобы видеть оное»[157].

Светская публика и состоятельные горожане выезжали на гулянье, чтобы продемонстрировать новые экипажи и моды, а также посмотреть на забавы народа, который в свою очередь с любопытством взирал на множество карет или саней, опоясывающих толпу и постройки. Праздничная площадь превращалась в своеобразную театральную сцену, а участники гулянья были одновременно и зрителями, и действующими лицами.

С момента основания Управы благочиния (1782) в ее обязанности входил надзор за «народными играми и забавами»[158]. Заметим также, что с 1763 года четвертая часть дохода от «публичных позорищ» и «всяких игралищ за деньги» поступала в пользу воспитательного дома. В Петербурге этот сбор производился с 1773 года[159].

Принято считать, что при Павле I традиция народных праздников прервалась[160]. Действительно, существует указ от 29 декабря 1796 года, в котором говорится: «Вольные спектакли запрещено давать во весь Великий пост и во всю неделю Святые Пасхи»[161]. Однако, как свидетельствует аббат Жоржель, Павел I не только не запретил народные увеселения, но и сам наблюдал за ними[162]. Описание Масленицы в царствование Павла I встречается также в мемуарах Меермана[163]. К изданию приложены две гравюры Й.-Е. Маркуса с изображениями гор на Неве и качелей на Царицыном лугу – Марсовом поле.

Судя по периодике, начиная с 1810‐х годов размах гуляний стремительно возрастает. Газета «Северная почта» 26 апреля 1813 года впервые поместила подробный отчет о народном празднике: «Несколько уже лет как сии увеселения устраиваются обыкновенно на Исаакиевской и Петровской площадях. Там были ныне две летние горы, 8 театров народных, 4 каруселя, 150 качелей круглых и 120 веревочных: все сие поставлено было по плану и фасаду. <…> Были дни, в которые с гор скатывалось по 7000 человек один после другого, а в театрах перебывало зрителей до 30 000. В первые три дни уже карет и колясок было по два и по три ряда вокруг качелей по всему пространству обеих площадей… <…> Число же оных (экипажей. – А. К.) вообще на гулянье сем примерно полагать можно до 3000»[164].

Появление на «сарае для комедий» балкона с зазывалами (вероятно, в конце XVIII века)[165] оказало огромное воздействие на характер и структуру гулянья: представление отныне выносится к наружным стенам балагана, становится своеобразной «театрализованной рекламой»[166].

«Взойдемте в средину сего волнующегося замка, коего стены с одной стороны составляют вертящиеся качели, с другой горы, а с остальных сараи для комедий, – сообщал наблюдательный Павел Свиньин. – На балконах сих последних дурачатся паяцы и гремит разноголосая музыка. Посмотрите, как от доброго сердца хохочет добродушный народ над пестрыми сими Момусами. Острота их более всего веселит зрителей и привлекает в комедии, несмотря, что шутки их большею частию бывают неудачны, как и многих остряков большого света. Один паяц лазает по кровле с маленьким медвежонком, одетым в детское платье… <…> Другой с балкона отдает отчет хозяину своему, облеченному в одежду Сципионов и Цезарей, о числе людей, идущих в комедию… <…> Там, на третьем балконе, – драка кукол (Полишинель). Ревнивый муж бьет неверную жену. Баталия сия сопровождается презабавным разговором между супругами, забавным по существу материи, а более по выговору простонародных русских слов исковерканным голосом немца или итальянца»[167].

Балкон как сценическая площадка стал обязательной принадлежностью балагана, а позже и карусели. Неслучайно его отсутствие вызвало недоумение у П. Фурманна – автора статьи «Физиономия масленичных балаганов»: «У Легата же и балкона нет! Это верх площадной аристократии. Помилуйте, что за важничанье, разве вы забыли, что балаган без балкона все равно, что масленица без блинов? Воля ваша, а, по-моему, балаган без балкона и балкон без наемного балагура теряют типический характер свой!»[168]

В конце 1810‐х – начале 1820‐х годов народные увеселения проводятся на Театральной площади. «Уже три года как гулянье на Святой неделе перешло с Исаакиевской площади на Театральную. Здесь нельзя не удивиться искусству, с каким располагаются комедиянтные сараи, качели, летние горы, карусели и проч. красивым и удобным образом в столь тесном месте»[169].

Масленица 1825 года прошла на Царицыном лугу[170], а увеселения на Пасхальной неделе – на Театральной площади[171]. В 1826 году не было сообщений о праздновании Масленицы. А многолюдность публики на пасхальном гулянье этого года, устроенном на Театральной площади[172], газета объясняла тем, что «закрытие театров по случаю траура заставляло людей образованных стекаться в балаганы будто на смех, а в самом деле для рассеяния», отмечая при этом как нарушение традиции отсутствие на празднике «придворных экипажей»[173],[174].

С 1820‐х годов, когда народные увеселения