Король Лжи - Селина Катрин

— Ещё как оценимы, — хмыкнул, накидывая пальто. — Жду двадцать фэрнов.

— Не наглей, семнадцать!

— Двадцать. Если столовая находится на первом этаже поместья, то это была действительно случайность. Если на втором, то кухарка специально столкнула старика, рассчитывая, что её будущий жених обогатится.

— Девятнадцать, и ни фэрном больше, — не то смеясь, не то серьёзно ответил Маркус. — И да, не обманывай больше Клауса. Он находится по положению гораздо ниже Шейна. Мы оба понимаем, что ты просто задурил парнишке голову, но инспектор обязательно накатает на фурмана жалобу. Если не в этот раз, то в следующий.

Вышел из главного здания жандармерии и глубоко вдохнул. В воздухе застыла мельчайшая взвесь воды – не то туман, не то поднимающийся пар от земли, так с ходу и не разберёшь. Высоко поднял ворот пальто и прошёл мимо молчаливых барельефов и мраморных колонн главного участка жандармерии, как обычно задержав взгляд на скульптуре обнажённого мужчины, из последних сих сражающегося со змеёй.

Аспид обвил каменный торс и мускулистое бедро человека, целясь впиться ядовитыми клыками прямо в горло своей жертве. Большинство жителей восхищались этим барельефом, наивно считая, что он олицетворяет жандармов Лорнака — смелых, сильных, до последнего вздоха сражающихся с повышенной преступностью портового города и защищающих их спокойный сон. Но лишь единицы были способны увидеть и понять подлинные эмоции, застывшие на суровом лице воина. Страх и отчаяние. Решимость идти до конца. Борьба притворства и безумия. Нет, данная скульптура определённо появилась здесь раньше, чем открылся городской участок, и олицетворяла она совершенно иное.

Змея ещё в древних временах воплощала самый главный из человеческих пороков — ложь. Именно ложь постоянно извивается, как скользкое тело пресмыкающегося, обвивая нас с головы до ног. Она не бывает прямой. Люди постоянно сражаются, бесконечно обманывая самих себя. Они ведут тщетные бои, глупо радуясь фальшивым победам, ведь любая победа — это всего лишь особо удачный обман. И некоторые, как этот праведный мученик на барельефе, в конце концов, захлёбываются в собственной лжи.

Ещё одна насмешка этого мира, которую я открыл для себя всего лишь десятилетие назад: общество хочет быть обманутым. Они выдумали множество градаций и совершенно нелепых объяснений лжи, прикрываясь расхожими до тошнотворности фразами: «Она просто фантазёрка», «Он всего лишь слукавил», «Да разве это враньё? Так, умолчал», «Он не хотел её расстраивать»… Если бы я вёл дневник всех объяснений лжи, с которой мне доводилось сталкиваться, то он бы весил как этот мрамор.

Эрл солгал комиссару, чтобы выгородить свою невесту. Я обманул дворецкого, чтобы вывести его на чистую воду. Победил я или проиграл самому себе? Время покажет.

Влага, словно испарина, осела маленькими капельками на мёртвой скульптуре мужчины, придавая ей будоражащую реалистичность.

Пожалуй, искусство — это ещё один особенный вид лжи. Идеальной. Совершенной. Каждый видит в нём именно то, что хочет, каждый обманывается ровно настолько, насколько хочет быть обманутым. И дело даже не в том, как именно трактует зритель ту или иную композицию. Дело в том, что общество может смотреть на обыкновенную мазню на желтоватой холстине, небрежно натянутой на кривые рейки, и кричать: «Великолепно! Браво! У живописца талант!» Но при этом пройти мимо и не обратить внимания на настоящий шедевр. На высокие шпили мрачных домов, которые расплывающимися призраками отражаются на блестящем граните всеми оттенками серого. На художественно поросший сфагнум поверх разбухших от влаги деревянных скамеек, горбатого виадука и брусчатой мостовой. На капли дождя, что звонко бьют в раструбы медных стоков, создавая неповторимую рапсодию.

Я шёл по улице, проклиная фурманов, что проезжали мимо меня, обдавая холодной жидкой грязью, но при этом даже не делали попыток притормозить. Я был сейчас согласен даже на телегу, запряжённую старой инфантильной кобылой, но, к сожалению, в такую погоду никто не рвался подвести промокшего прохожего. Наверное, именно поэтому, когда небольшая ржавая, но крытая самоходная повозка с визгом остановилась в ярде от моих сапог, я облегчённо выдохнул и забрался в тёплое нутро.

— В особняк Ксавье на Большую Аметистовую! — крикнул фурману и откинулся на жёсткое сидение, неумело обитое прошлогодним войлоком.

Липкая противная влага пробралась внутрь ботинок, ноги уже давно закоченели, а голова гудела от нарастающего голода. Завтрак я пропустил из-за леди Джейн, а обед миновал в стенах жандармерии, но только сейчас, впервые за день расслабившись, почувствовал болезненные сжатия желудка. Конечно, можно было бы просушить себя магией, но она забирает слишком много сил и истощает организм, когда маг чувствует себя голодным и не выспавшимся. Именно по этой причине дворовые мальчишки и шлюхи вроде Риши обладают минимальными зачатками магии. Вынужденные часто мёрзнуть и жить впроголодь, они быстро выгорают. Их жизненной энергии просто не хватает на сносное плетение чар, даже если они родились с неплохим потенциалом. «Лучше бы заехать в ресторацию, дома всё равно нет ничего съестного. А, ладно, пошлю Мэтью за ужином…»

Я настолько задумался о том, что буду делать, когда приеду в особняк, что не сразу понял: в нос уже давно бьют миазмы рыбацкого квартала. Удушающий смрад от рыбьей требухи, вонь от немытых тел пьяных матросов, прогнившие доски кораблей, зашедших в доки на дешёвенький ремонт.

— Эй, куда ты меня привёз? — гневно окрикнул мужика, что старательно дёргал рычаги двигателя. — Я тебе сказал на Большую Аместистовую!

Фурман вжал свою лысеющую голову в дряблые плечи и, бросив на меня затравленный взгляд, ответил:

— Не серчайте, господин Ксавье, умоляю! Привёз, куда приказано было начальством — в главный порт Лорнака.

— И кто твое начальство? — спросил не без раздражения, рассматривая уродливое лицо фурмана.

— Не велено говорить… — робко ответил мужик.

— Проклятый кинжал, — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнёс я, наблюдая, как стремительно белеет лицо моего спутника.

Ржавая повозка повернула за сорокафутовый морской контейнер и со скрипом остановилась. Лишь в последний момент я успел выставить руки перед лицом, чтобы не сломать себе нос о спинку переднего сидения.

— Да что б тебя черти в огненной геенне растерзали, криворукий водила…

Мужик побледнел сильнее, хотя казалось, что это невозможно. Я хотел припечатать его ещё парой крепких выражений, но именно в этот момент дверца с жалобным стоном распахнулась, и низкий басовитый голос пробубнил:

— Добро пожаловать в Логово, Кай Ксавье. Прошу, следуйте за мной.

В голосе, а затем и в фигуре незнакомца я почти сразу же узнал того самого громилу с дубинкой жандарма. Выпрыгнул из кабины повозки и с неудовольствием отметил, что за прошедшую ночь этот шкафообразный детина не только не уменьшился, но как будто ещё немного подраздался в плечах. М-да, и жезл у него явно заряжен магией, вон как сверкает, словно королевский дирижабль в канун празднования снежного года.