После заката - Стивен Кинг

– Ладно, доберусь – позвоню, – бросила она.

Повисла тишина. Эмили представила, как Генри стоит в кухне, прислонившись к стене, сжимает трубку так, что костяшки побелели, и пытается совладать с гневом ради шести лет их в основном счастливого брака. Эми надеялась, что у него получится (конечно, если она попала в точку со своими фантазиями).

– Кредитки взяла? – осведомился Генри вполне спокойным, но усталым голосом.

– Да, но транжирить деньги не собираюсь. Мне нужна лишь моя половина… – Эмили осеклась и закусила губу. Надо же, едва не назвала бедную малышку «ребенком». Разве это правильно? Возможно, отцу это подходит, но самой ей так нельзя! Эмили начала снова: – Мне нужна половина отложенного на колледж Эми. Наверное, там немного, но…

– Больше, чем ты думаешь, – перебил Генри, в голосе которого снова зазвучало разочарование. Копить на колледж ребенка они начали не когда родилась Эми и даже не когда забеременела Эмили, а когда они окончательно решили обзавестись потомством. Попытки воплотить решение в жизнь растянулись на четыре года. Супруги уже подумывали о лечении от бесплодия и усыновлении, но тут мечта осуществилась. – Иначе как блестящими наши инвестиции не назовешь, особенно в акции производителей софта. Мы, как говорится, оказались в нужном месте в нужное время. Эмми, ты ведь не намерена залезать в ту кубышку?!

Ну вот, Генри опять указывает, чего можно хотеть, а чего – нет.

– Доберусь – сразу сообщу адрес, – процедила Эмили. – Со своей половиной поступай, как заблагорассудится, а на мою выпиши чек.

– Все бегаешь, – проговорил Генри, и Эмили промолчала, хотя менторски-профессорский тон мужа пробудил горячее желание швырнуть в него еще одну книгу, на сей раз в твердом переплете. – Слушай, Эм, – прервал затянувшуюся паузу Генри, – через пару часов я уеду, так что можешь забрать вещи и так далее. На комоде оставлю немного наличных.

Эмили чуть было не согласилась, но потом ей пришло в голову, что деньги на комодах и столиках обычно оставляют шлюхам.

– Нет, – твердо произнесла она. – Хочу начать с чистого листа.

– Эм! – горестно вздохнул Генри. Молодая женщина представила, как муж борется с эмоциями, и перед глазами снова потемнело. – Нашей семье конец, да, детка?

– Не знаю, – ответила Эмили, стараясь говорить как можно спокойнее. – Время покажет.

– Если бы я строил прогнозы, то сказал бы «да». Сегодня я осознал две вещи: во-первых, молодая здоровая женщина способна убежать далеко.

– Я перезвоню, – пообещала Эмили.

– Во-вторых, если живые младенцы укрепляют брак, подобно цементу, то мертвые разъедают словно серная кислота.

Самая обидная шпилька Генри не уколола бы больнее, чем дурацкая метафора, в которую он превратил дочку. Эм бы на такое не решилась, не только сейчас, а вообще никогда.

– Я перезвоню, – повторила она и повесила трубку.

Итак, Эмили Оуэнсби сбежала по подъездной аллее, затем вниз по холму к мини-маркету «Продукты от Коузи», затем на гаревую дорожку Колледжа Южного Кливленда. Она сбежала в отель «Моррис», сбежала от опостылевшего мужа, без оглядки, как сбегают уставшие терпеть женщины, у которых под ногами горит прошлое. Чуть позже Эмили (с помощью «Саутвест эрлайнз») сбежала в Форт-Майерс, штат Флорида, а там взяла напрокат машину и покатила на юг к Нейплсу.

Опустевший Вермиллион-Ки наслаждался покоем под палящими лучами июньского солнца. Две мили по дороге от разводного моста, и Эмили уперлась в куцую подъездную аллею. Аллея вела к коттеджу из некрашеного ракушечника с синей крышей и облупленными синими ставнями, довольно неказистому снаружи, но уютному и комфортному внутри. Во всяком случае, кондиционеры работали исправно!

Когда Эмили заглушила мотор «ниссана», вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом волн, накатывающих на пустынный пляж, и испуганным «У-у-о! У-у-о!» птицы, кричащей где-то совсем рядом.

Эм уронила голову на руль и добрых пять минут рыдала, выплескивая страх и напряжение последних шести месяцев. По крайней мере она пыталась, ведь в пределах слышимости не было никого, кроме у-окающей птицы. Вдоволь наплакавшись, Эмили сняла футболку и стерла сопли, пот и слезы с лица, шеи и груди, обтянутой трикотажным серым бюстгальтером. Когда она шла к дому, под ногами хрустели ракушки и обломки кораллов. Эмили наклонилась за ключом, который лежал в коробке от пастилок «Сакретс», спрятанной под обаятельным уродцем-гномом в выгоревшем (изначально красном) колпаке, и подумала, что уже неделю не вспоминает о «мигренях от Эм». И слава богу, ведь золмитриптан остался в тысяче миль от Вермиллион-Ки.

Пятнадцать минут спустя Эмили, переодевшаяся в шорты и старую отцовскую футболку, уже бежала по пляжу.

Следующие три недели ее жизнь поражала спартанской простотой. На завтрак Эм пила кофе и апельсиновый сок, на обед поглощала огромные порции зеленого салата, а на ужин лакомилась замороженностями от «Стоуфферс» – макаронами с сыром или фаршем на тосте, который отец называл дерьмом на палочке. Углеводы были очень кстати. По утрам, когда еще царила прохлада, Эмили босиком бегала по пляжу, у самой воды, где лежал плотный влажный песок, а ракушек почти не попадалось. После обеда, когда становилось жарко, хотя нередко заряжал дождь, она бегала по тенистой, на большинстве участков, дороге. Иногда Эмили промокала до нитки. В таких случаях она бегала под дождем с улыбкой, порой даже смехом, а вернувшись домой, бросала одежду в стиральную машину, которая, на счастье, стояла в трех шагах от душевой кабины.

Сперва Эмили ежедневно пробегала две мили по пляжу и одну по дороге, а через три недели – три по пляжу и две по дороге. Свое убежище Расти Джексон любовно окрестил «Зеленым шалашом», вероятно, в честь какой-то старой песни. Шалаш стоял на северной оконечности острова, и второго такого на Вермиллион-Ки не было: остальную территорию оккупировали богатые, очень богатые, а южную оконечность, где высились три «дворца», – безумно богатые. Иногда Эм обгоняли грузовики с приспособлениями для ландшафтного дизайна и уборки территории и куда реже – легковушки. Все дома, мимо которых она пробегала, были закрыты, а подъездные аллеи огорожены цепями. Эмили знала: так они простоят до октября, когда начнут стягиваться хозяева. Постепенно она придумала названия для каждого из домов: «дворец» с колоннами окрестила «Тарой», окруженный металлическим забором-решеткой – «Тюрьмой», огромный, спрятанный за уродливой стеной из серого бетона – «Секретным объектом», а второй (после отцовского) дом небольшого размера, обсаженный пальметто и фенакоспермумами – «Логовом троллей», обитатели которого весь сезон питаются исключительно печеньем для троллей.

На пляже Эмили нередко встречала волонтеров из Общества спасения морских черепах и вскоре выучила их имена. «Привет, Эм!» – кричали они ей вслед. Посторонних почти не было, хотя однажды над самой ее головой пролетел вертолет. Молодой пассажир высунулся из кабины и помахал рукой. Эм помахала в ответ, радуясь, что ее бейсболка с символикой «Флоридских семинолов» надвинута на самое лицо.