Эхнатон. Фараон-вероотступник - Артур Вейгалл

Ответ Душратты благодаря счастливому стечению обстоятельств дошел до нас. Царь Митанни принял посла и был очень рад перспективе дальнейшего сближения двух стран. Из следующего письма становится очевидным, что принцессу сразу отправили в Египет, и, похоже, принц Аменхотеп немедленно женился на ней. Маленькую принцессу звали Тадухипа, но после ее прибытия в Египет она больше нигде не упоминается, возможно, она умерла в юном возрасте.

Судя по всему, после этого принц Аменхотеп женился на юной египтянке по имени Нефертити, которая и стала его царицей. Ее отец Аи принадлежал к высшей знати. Супругу Аи звали Ти, но, скорее всего, Нефертити была дочерью его первой жены, поскольку в документах Ти именуется «главной нянькой и кормилицей», но не матерью Нефертити. Самого Аи впоследствии называли «царским тестем»; этот титул ранее неправильно переводили как «божественный отец», приписывая ему некий религиозный смысл.

Обычно Нефертити и Тадухипу отождествляют, предполагая, что Ти и Аи были не реальными, а посажеными родителями чужеземной принцессы. Разумнее, однако, предположить, что Нефертити была египтянкой и ее выдали замуж за принца после смерти его первой жены Тадухипы. Недавняя находка подтверждает мое предположение. Судя по стилю исполнения и форме короны, статуэтка безусловно изображает Нефертити, а черты лица явственно свидетельствуют о том, что изображенная женщина – египтянка, а не иноземка.[8]

Поскольку египетские девушки обычно становились матерями в тринадцать – четырнадцать лет, а Нефертити родила первенца спустя почти пять лет после свадьбы, она, скорее всего, была на два-три года моложе принца.

Вскоре после этих событий двор погрузился в траур в связи с кончиной Аменхотепа Великолепного, последовавшей на тридцать шестом году его царствования. Царица Тиу взяла на себя управление государством от имени своего тринадцатилетнего сына, который взошел на трон фараонов под именем Аменхотепа IV, а Нефертити стала его царицей.

Вступив на трон, юный царь определил свой титул следующим образом:

«Могучий бык с длинной шерстью, возлюбленный двумя богинями, великий царь Карнака; золотой Ястреб, венценосный владыка в Южном Гелиополе, царь Верхнего и Нижнего Египта, Прекраснейший из созданий Ра, единственное воплощение Ра; Сын солнца, Мирный Амон (Аменхотеп), Божественный правитель Фив, Вечноживущий; возлюбленный Амона-Ра, Владыки небес».

Все фараоны носили весьма пышные титулы, и этот набор выглядит достаточно традиционно. Как и его предки, фараон именовался «возлюбленный Амона-Ра», хотя, как мы уже успели убедиться, могущество этого бога уменьшилось. Чтобы восстановить справедливость, после этого реверанса в сторону фиванского бога был использован более необычный титул:

«Верховный жрец Ра-Хорахти, торжествующего на горизонте под именем подателя тепла Атона».

Пусть мальчика называют возлюбленным Амона, пока фиванские стены не начнут дрожать от этих криков; пусть жрецы повторяют титулы Амона-Ра, владыки небес, до звона в ушах, судьба фиванского бога была решена, потому что правящий фараон поклонялся другому божеству.

Очевидно, что подросток не мог сам заявить, что станет верховным жрецом Ра-Хорахти. Вероятно, его подтолкнули к этому правительница Тиу и ее советники, озабоченные тем, чтобы поскорее покончить со всевластием Амона. Конечно, для столь решительного шага могли быть и другие причины. Возможно, еще до рождения ребенка царица дала обет посвятить его Ра-Хорахти. Могло сказаться и то, что мальчик был эпилептиком, подверженным галлюцинациям. Вероятно, во время приступов он видел видения или бормотал слова, которые заставили его мать поверить, что он избран гелиопольским богом, имя которого принц постоянно слышал.

Притом, что во дворце изо дня в день говорили о «подателе тепла Атона» (новая разновидность имени бога), а юный правитель Египта периодически впадал в некое подобие священного транса, казалось вполне естественным объяснить эксцентричность молодого фараона его особыми отношениями с новым божеством.

Верховного жреца Ра-Хорахти всегда называли «Великим Провидцем»; у человека, занимавшего этот пост, имелся пророческий дар, обретенный в силу природных способностей или под влиянием обстоятельств. Так и получилось, что телесная немощь мальчика обернулась могучим оружием в борьбе с Амоном-Ра.

Внешне фараон выглядел бледным, болезненным юношей. Голова казалась слишком большой, из-под тяжелых век смотрели мечтательные глаза, взгляд которых был устремлен в бесконечность. Черты лица были тонкими, и весь облик принца, несмотря на слегка выступающую нижнюю челюсть, напоминал персонажей с лучших картин Россетти.

Похоже, что он был тихим, прилежным мальчиком, чьи мысли витали где-то далеко, в мечтах о счастье, которого он не мог достичь из-за своего нездоровья. Его характер был мягким, сердце переполнено любовью. Ему, наверное, нравилось гулять в садах дворца, слушать пение птиц, наблюдать за рыбами в озере, нюхать цветы, следить за бабочками, греть свои маленькие косточки на солнышке.

Уже в то время его иногда называли «Господин с благоухающим духом»[9], и, возможно, тогда подданные так полюбили его, что хранили ему верность и в самые тяжелые периоды его жизни.

Несомненно, что в первые годы правления он полностью находился под властью своей матери. Царь Митанни Душратта, поздравлявший мальчика со вступлением на трон, адресует послание царице Тиу, как бы подразумевая, что фараон сам еще не в состоянии понять его содержание. В последующих посланиях Душратта просит, чтобы в вопросах, связанных с международной политикой, юный царь непременно советовался со своей матерью. Но, несмотря на свой возраст, новый фараон оказался не по годам мудрым, в чем читатель сейчас сможет убедиться.

В следующей главе автор постарается показать, насколько высокого уровня в осмыслении религиозных и философских вопросов достиг этот мальчик на пороге зрелости. Но тем более достойными уважения мы сочтем его успехи, если будем знать все недочеты в его образовании и воспитании в детстве и юности.

Тщательно разработанная религиозная система, с которой обычно отождествляется имя фараона, сложилась в позднейшие годы его правления. До семнадцати – восемнадцати лет в воззрениях молодого царя практически не проявлялся ни откровенный монотеизм, ни другие основополагающие принципы, столь четко сформулированные им в будущем. Только к восьмому году своего правления он создал настолько ясную религиозную доктрину, что для выявления ее слабых сторон имеет смысл сравнивать ее с христианством. Между тем совершенно очевидно, что столь возвышенные идеи отнюдь не были внушены Эхнатону его воспитателями.