Возгарка I - Ксения Ахметшина

Он промочил горло, покряхтел и продолжил:

— Потом у них там чего-то произошло, бегали, кричали на своём, не до меня караульным стало. Я по-тихому верёвочку-то перетёр, да думаю, если враг отвлёкся и не следит за тобой, надо действовать немедля, только тихо, чтоб поздно было, когда хватятся. Ну, я и утёк — да сходу в нашу ставку. Братков, правда, не спасли, зато языка взяли. Вот тут уж мы сами с ним такого понаделали, вспомнишь — страх берёт. Отомстили, значит, за братишек.

Рассказ старика я слушала краем уха, гораздо больше внимания уделяя заполненным доверху кружкам и стараясь не расплескать их.

В начале вечера всегда много еду заказывают. Кто-то только с работы, в основном рыбаки, кто-то специально сюда ужинать приходит. Но через пару часов из съестного начинают одну закуску просить, зато спиртное течёт реками. Тогда Либена делает вид, что притомилась — она же тонкая натура, творческая, ей простительно. Анна не справляется, и меня отправляют ей помогать.

Вот и сейчас я протискивалась между поддатыми мужиками, чтобы донести поднос с пивом до дальнего столика. На коряге у стены живописно раскинул крылья мёртвый коршун — подарок дяди-охотника. Он как вручил отчиму это чучело, так каждый вечер по бесплатной кружке получает. Сегодня ещё не заходил, но точно своего не упустит. Раньше-то наш трактир назывался по-простецки «У Войтеха», теперь вывеска гласит «Гнездо коршуна», будто тут одни любители дичины собираются.

Заказа дожидались двое, похоже, моряки.

Один дяденька имел такие размеры, что впору останавливать быка за рога. Вот не сомневаюсь, любой баран, решивший протаранить этого великана, расшибёт лоб да сдохнет на месте. Он сидел на лавке, и подсесть из-за размаха его плеч вряд ли бы получилось даже у такой щуплой мелочи, как я.

Лицо ему тоже очень подходило: квадратное, будто вытесанное из здоровенного булыжника, да ещё с выпирающим бородатым подбородком. На затылке этой суровой головы сходились завязками края багряной повязки, рубашку притягивал к мускулистому торсу такого же цвета кушак. Верхнюю одежду бугай снял и уложил рядом: жарко у нас в трактире.

Напротив него сидел человек совсем не такой выдающейся комплекции и явно помоложе. Тёмно-синий длиннополый кафтан он расстегнул для удобства, открывая камзол. Из широких рукавов с обшлагами виднелись оборки белой рубашки — простые, без кружев.

Ну, этот явно не рядовой матрос, поди, сам капитан какого-нибудь мелкого торгового судна, ненароком заглянувшего в нашу гавань. Вон, и треуголка на столе лежит — бугаю она точно к наряду не подходит. Только неопрятный этот капитан какой-то: щетинистый и на голове неразбериха, будто недавно искупался, а волосы так и высохли, как им захотелось. Чёрные заросли не мешало бы познакомить с расчёской или ножницами.

Ещё я заметила шрам от пореза, рассёкшего бровь.

Этот тип показался мне смутно знакомым.

Да и предки с ним…

Я поставила кружку перед верзилой, тот с усмешкой кивнул своему товарищу:

— Смотри-ка, Рихард, какую тут мелюзгу в подавальщицы берут, — и повернулся ко мне с весёлым, добродушным прищуром: — Эй, рыжик, тебе годков-то сколько? Детишкам в такой час давно баинькать пора, а не мужикам пивко таскать.

Напыжившись, я поставила вторую кружку и мельком взглянула в лицо черноволосого. Тот мрачно сверлил меня бледно-голубыми глазами…

Холодными, как смерть.

Руки задрожали, окоченевшие пальцы вцепились в поднос, и я непроизвольно отступила, разом позабыв о всём и вся.

— Постой-ка, — крупный мужик обратился к мрачному товарищу. — Это что, та самая? Вот, блин. По ходу, она тебя узнала.

— Заткнись, Войко, — бросил вампир и поднялся.

Я со всех ног ринулась прочь, споткнулась, распласталась на грязных досках, присыпанных очеретовыми листьями. Поднос загремел, привлекая всеобщее внимание. Кто-то спрашивал, не ушиблась ли я. Кто-то велел быть аккуратнее. Кто-то ругался на мелкую недотёпу. Кто-то просто хмыкнул и запрокинул кружку.

— Ярочка, ты в порядке? — Анна уже помогала мне подняться, отставив собственный поднос на ближайший стол.

Это он! Это он! Просто переоделся!

У меня в черепушке билась истерики.

Развернувшись, я увидела, как грузный мужчина тоже поднялся, положил вампиру руку на плечо, и тот опустился обратно на лавку, но продолжил сверлить меня ледяным взглядом. Очень явственно вспомнился паук, вонзающий клыки в трепещущего мотылька.

Похоже, мне конец…

Разве что… здесь же полно людей…

Достаточно прямо сейчас закричать во всеуслышание «вампир!» и… и не знаю, что тогда. Наверное, меня засмеют, спишут на детские глупости. Ведь настоящий вампир не станет заказывать пивко и косить под смертного. Нет, если он решит навестить человеческую харчевню, то войдёт сюда с гордо поднятой головой, прекрасно сознавая, что может поставить на колени любого, и никто не посмеет ему перечить.

Но к чужаку по-любому начнут относиться с подозрением, а значит, он не сможет просто так мне ничего сделать.

Вампир медленно и очень доходчиво покачал головой.

Я подавилась собственным криком. Даже пискнуть не смогла, представив, что он может натворить, если захочет. Просто позволила Анне увести себя в заднюю.

По дороге нас нагнал отчим, схватил меня под локоть и прошипел в лицо:

— Три тысячи мучеников! Да что ты вытворяешь, совсем сбрендила? Всех гостей распугаешь, оголтелая! — его ноздри раздувались по-тараканьи шевеля усы, а желваки напряжённо поигрывали. Он нависал горой, я чуяла запах едрёного пота и сжималась как придавленная пружина.

— Пап, оставь,