Обязательно завтра - Юрий Сергеевич Аракчеев

кем-нибудь так? – спросил я тихо.

– А у меня почти со всеми так, – неожиданно сказала она. – Несчастный человек, понимаешь. Что-то во мне есть, что отталкивает.

– Отталкивает?!

Слезы у меня все же выступили.

– Да что ты, Лора! – начал я ее утешать. – Ну что ты. Не может такого быть. Отталкивает! Наоборот… Когда очень хочется чего-то, то ведь это как раз и трудно сделать. Разве ты не знаешь? Отталкивает! Ты просто красивая очень, яркая, вот и… Поэтому и…

Я рад был, что она так сказала. «Отталкивает»! Ничего себе…

Наверное, потому, что не ел ничего, подумал вдруг. Да и выпить бы не мешало. Какой же я дурак, что…

– Ты не возражаешь, если я все-таки в магазин схожу? – сказал я. – Тут близко… Я просто дурак, что раньше ничего не купил, упустил как-то. Ты уж извини ради Бога… Не возражаешь?

– Нет. Только недолго, хорошо?

– Конечно. Я мигом.

Оделся молниеносно, пошел. Словно в каком-то тумане покупал сухое вино, еще что-то, разливал с пьяным мужиком бутылку «Дубняка» на двоих – на полную не хватило денег…

Когда вернулся, Лора спала, но проснулась тотчас. Я придвинул стол к тахте, поставил на него все, мы «пировали».

– Ну, чего ты еще хочешь? – спрашивал я, взяв ее тарелку.

– Хочу тебя, – отвечала Лора.

Я пил «Дубняк» и старался есть побольше…

Вспомнил вдруг, что сегодня 1-е число. Первое апреля!

– Давай выпьем за апрель? – предложил.

– Только за апрель? – спросила она с неожиданной грустью.

И я вдруг страшно обрадовался.

– Нет, нет, конечно же, не только, что ты. Потом выпьем и за май. И за июнь, за июль…

Возникло ощущение искренности ее, нежности, естественности. Я не ошибся в ней! Она серьезно сказала, что не любила еще ни разу, и ее не любили по-настоящему. Только, может быть, один парень, но он утонул. Странно, однако она назвала студента физкультурного института, историю о котором я слышал от приятеля Сашки. Чудак на спор хотел перенырнуть пятидесятиметровый бассейн и умер от разрыва сердца под водой. Совпадение?

– Я так плакала в воскресенье, – сказала она вдруг.

Плакала? В воскресенье?

У меня аж сердце замерло от радости – ведь это было вчера, когда она не пришла! Не потому ли плакала, что…

Но я не спросил почему-то. Молча взял бутылку и налил еще вина.

Ловили музыку по приемнику, спали. Что-то у нас все-таки состоялось. Не очень-то выразительно, но состоялось… Формально, можно сказать. По-настоящему я не сумел показать себя мужчиной, увы. Хотя бы таким, каким бывал иногда все же с другими. Я-то думал, что так, как с той, первой, уже никогда не повторится. Но вот повторилось.

5

…Поднялись рано – было серо за окнами, пасмурно. Она почему-то заторопилась не на работу, домой. Сказала, что перед работой ей обязательно нужно домой. Зачем? Я не понял тогда… Была раздражена чем-то…

Вышли вместе на улицу, посадил ее на такси. Вернулся.

К 10-ти нужно было ехать в детский сад, фотографировать оставшиеся группы. Я плавал в невыразимой печали. Ну, ясно же, я был плох с ней, поэтому она и была раздражена утром. Женщины не прощают слабости – хватало опыта, чтобы это понять. Как же ей объяснить, мучительно думал я. Ведь первый раз вообще не считается! Ведь вот со второй у меня сначала тоже было кое-как и невнятно, зато потом…

От станции метро ехал в полупустом автобусе. На улицах таял недавно выпавший снег. Не было радости во мне, вот какое дело! И все как-то чудовищно перемешалось. Странно, казалось бы, связывать все, но связь была. Но я не знал, что к чему.

Дети на этот раз встретили меня как-то особенно хорошо. И воспитательницы почему-то ободряюще улыбались. Может быть, мне это казалось? Иногда я даже забывал о Лоре. Хотя сердце ныло, не переставая.

После съемки из автомата позвонил в Горком, Амелину. Он был на месте и пригласил приехать в четыре.

Встретил как старого знакомого.

– Здорово, здорово, Олег! Тебе что сегодня показать? Ты «Суд над равнодушием» хотел посмотреть? Пожалуйста, сейчас достану… Да, кстати. Знаешь, тут в одной школе ребята пишут записку девочкам: «Приходите после уроков на сквер, будем целоваться». Девятый класс. А девчонки им отвечают: «Если хотите только целоваться, посылайте свое приглашение четвероклассницам». Ничего, да? Ты мой отчетный доклад на Конференции смотрел? Не очень гладко составлен, можно было лучше, но ты все же глянь, тебе интересно будет.

Он говорил увлеченно, не замечая моего состояния или тактично делая вид, что не замечает, и я тоже делал вид, поддерживая игру, а когда Амелин сказал про ответ девятиклассниц, я машинально улыбнулся и даже головой покачал в шутливом благопристойном негодовании – как с фотографиями в прошлый раз, – хотя во мне немедленно что-то откликнулось – горячий, будоражащий отклик. И с новой силой вспыхнула боль. В груди словно открылась бездонная рана, а губы сводила судорога.

Я-то в девятом классе ни разу еще даже не целовался, первая женщина была у меня в 23 года, а теперь с Лорой получился такой вот конфуз. Правы девятиклассницы, пусть и звучит это не очень-то благопристойно.

Я смотрел на Амелина, видел легко краснеющее лицо своего сверстника и думал: а как у тебя с ЭТИМ, Алик? То, чем ты занимаешься – чужое все-таки, а вот у тебя самого как? Ты ведь тоже моего поколения, тоже, небось, детство голодное и постоянная ложь и дурь… Сумел ли ты преодолеть? Борец с безнравственностью, честный парень, сам-то ты как?

– Грязная работа, знаешь, – продолжал между тем Амелин, не замечая моего состояния (или делая вид?). – Давно бы бросил, да ребят жалко. Несмышленыши еще, попадут под влияние или в голову глупость взбредет по пьянке, а потом колония. Или, как они сами говорят, «спецшкола». Три года сроку – «трехлетка», семь – «семилетка». Там ведь большие специалисты есть среди уголовников. А возвращаются ребятишки – их, к тому же, и на работу не берут, потому что вроде как с клеймом. По закону-то обязаны брать, но ведь кадровиков насильно не заставишь. Оно и понятно: кому охота связываться, жизнь себе осложнять? Вот и получается: сорвался парнишка случайно, получил срок первый и – пропал. Какое там исправление! Он, наоборот, «квалификацию» получает! И общество наше его от себя навсегда отторгает. Какой же во всем этом смысл? Получается, что мы не исправляем преступников, а – плодим. Или вот еще: с военкоматом воюем… В армию с судимостью не берут, а в армию-то им как раз и надо бы