Клеймо дьявола - Елена Александровна Новикова

незаконченное, – отозвался майор. – Федь, позвони в защиту. А мы пока нашего наркобарона в камеру определим.

– Че, типа, прессовать меня будете? Типа, все эти ваши ментовские штучки? – усмехнулся Роднянский.

– Ну почему «типа»? Пальчики мы у тебя взяли, имеем право без адвоката это сделать. Пока ты у нас загораешь, мы их сверим с пальчиками на квартире Лопатиной. Как думаешь, будет совпадение? Опять же у нас есть твои угрозы Лопатиной. За что она тебе задолжала?

Задержанный упрямо молчал, лишь сжимал и разжимал кулаки.

– Кстати, сейчас еще подъедет следователь. Думаю, у него для тебя тоже найдется пара вопросов.

* * *

«Сегодня силами полиции и отряда специального назначения была проведена спецоперация по задержанию подозреваемого в жестоком убийстве студентки. Напоминаем, что три дня назад на съемной квартире одного из спальных районов нашего города было обнаружено тело двадцатилетней Светланы Лопатиной со следами насильственной смерти. На теле девушки обнаружены многочисленные синяки, ссадины, повреждения кожных покровов. Погибшая была жестоко избита и задушена.

В настоящий момент задержанный, оказавшийся студентом того же института, где училась Лопатина, взят под стражу. Он находится в следственном изоляторе номер два.

Как нам стало известно из достоверного источника в полиции, подозреваемый занимался распространением наркотиков, сбывая их в том числе своим однокурсникам.

На данный момент подозреваемый отказывается давать какие-либо показания. Ведутся следственные действия.

Мы и дальше будем следить за ходом данного расследования.

Лина Журавлева эксклюзивно для «Огней».

* * *

– Твою мать! – Парфенов откинулся на спинку кресла и закрыл ладонями лицо.

Чертовы «Огни» не только опубликовали статью, но еще и достали фотографии. Хорошие фотографии. Просто замечательные. Замороженная стройка, микроавтобус спецназа, их служебная машина. И Роднянский в наручниках, которого тащат Гриня и парень из спецов. Спасибо, хоть лица оперативника и задержанного закрыты черными прямоугольниками.

Но откуда эта Журавлева знала, где будет операция?

Глава 4

Ради эксклюзивных фотографий пришлось проторчать в подъезде чужого дома битых два часа. Но Лина совершенно ни о чем не жалела. Это того стоило. Она могла бы опубликовать гораздо больше материала, но тогда подставила бы свой источник наверняка. Они и так ходили по очень тонкой грани дозволенного. В последней переписке ГринСити так и сказал: «Шеф лютует. Палимся». Хотелось, конечно, расспросить самого Парфенова, но он, как и следователь Копылов, наотрез отказался от интервью, отправив в пресс-службу. А из них ничего толком не вытянешь. К тому же общаются они, как дохлые рыбы.

Вообще, это дело вызывало какую-то внутреннюю дрожь. И Лина совсем не понимала, почему так реагирует. Не первый же раз пишет материал по убийству. Может быть, все дело в жестокости?

– Куда это ты намылилась? – прервал ее размышления Славик.

– У меня сеанс. Я же тебе вчера говорила, – объяснила Лина, застегивая на шее неброские бусы.

– И надо обязательно вот так вот наряжаться?

– Как «так»?

Журавлева посмотрела на себя в зеркало. Простое платье, перехваченное тонким серебристым ремешком. Мягкие мокасины. И бусы, чтоб не быть совсем уж скучной.

– Как на свиданку, – буркнул Славик. – Зачем тебе психолог? Ты что, психичка? Иди вон с подружками побухай – и все пройдет.

– Кое-что я не собираюсь обсуждать ни с подружками, ни с кем-то еще.

– Кто-то еще – это я? А с каким-то левым мужиком ты можешь обсуждать какие-то там свои секреты? Нормальный расклад! Чем это он так хорош? Может, трахает тебя лучше?

– Замолчи!

– А что это мы так занервничали? А? Что, угадал? – Славик ехидно заухмылялся.

Лина почувствовала, как щеки покраснели. С ней всегда так: то слезы выступят в неподходящий момент, то краснеть начнет, как школьница, застуканная с сигаретой на школьном крыльце. Но если у других это были проявления слабости, стыда или обиды, то Лина в такие моменты бывала крайне разгневана.

– А когда вы с ним того-этого, ты тоже футболку не снимаешь? – продолжал Славик. – Или нет, подожди! Вы ж в кабинете шпилитесь. Там, конечно, раздеваться нельзя. Так, быстрый перепихон…

Пощечина прервала тираду мужчины. Она была такой сильной, что ладонь Лины будто кололи сразу тысячи иголок.

– Не смей говорить со мной в таком тоне! – сказала женщина. – Никогда, ты понял?

– Истеричка долбаная, – пробурчал Славик, держась за щеку.

Едва сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего, Лина подхватила сумочку и вышла из квартиры.

* * *

Женщина чувствовала себя нехорошо. Обида на Славика не давала ей усидеть на месте. Она хмурилась. Но ведь не про Славика говорить она пришла к психоаналитику.

– В прошлый раз вы рассказали о своей неудачной попытке завести друзей, – напомнил Валентин Игоревич.

– О да, попытка была так себе, – кивнула Лина.

– Ну а позже? Когда вы пошли в школу, вы в любом случае попали в коллектив. Вам было трудно найти с другими детьми общий язык?

– Это было, как будто меня высадили на иной планете без средств связи. Но и этого могло бы не быть.

– Почему же? Неужели все было настолько плохо?

Лина закрыла глаза. На ее лице возникла трагическая гримаса. Так хотелось вернуться на машине времени в прошлое и обнять себя маленькую, сказать, что все будет хорошо. А еще лучше – забрать саму себя далеко-далеко и дать вырасти нормальным человеком.

– Тут, наверное, надо по порядку рассказывать. – Журавлева открыла глаза, отпила предложенной минералки и откинулась на спинку самого удобного кресла, которое ей только попадалось.

* * *

– Нужно сказать «спасибо» за то, что во времена моего детства существовало такое понятие, как «всеобуч». Все дети, достигшие школьного возраста, были обязаны посещать школу. За этим следили очень строго. Помню, видела из окна, как мать через закрытую калитку разговаривает со строго одетой женщиной. Я сначала думала, что она такая, как мы. Но потом увидела, что, несмотря на строгий костюм, у нее накрашены губы и подведены глаза. А на лацкане поблескивает какая-то брошка. Впрочем, половины этих слов я не знала, и это были лишь ощущения перемен в моей маленькой жизни.

Мать вернулась после разговора очень сердитой. Я замерла, сидя на своей кровати, притворяясь, что читаю Евангелие. Если бы родители поняли, что все это время я таращилась в окно, наблюдая за происходящим, мне была бы обеспечена трепка.

– Надо отдавать ее в школу, – сказала мать.

– Зачем? – спросил отец.

– Эта так и будет сюда ходить. Уже два раза приходила.

Они говорили еще о чем-то, но я уже не вникала. Слово «школа» перекатывалось у меня в голове. Никто со мной не разговаривал про школу. Научили читать по Библии, научили считать, научили быстро запоминать и пересказывать длинные скучные тексты. Научили усидчивости. На этом мое