Женщины Парижа - Летиция Коломбани

Солен молча смотрела нее, задаваясь вопросом, не шутка ли это? Не хотят ли любительницы чая испытать ее на прочность? Заставить пройти боевое крещение? Нет ли во всем этом своего рода дедовщины, как в армии? Писать жалобу из-за двух евро… За вычетом стоимости почтовой марки, бумаги и чернил, не слишком-то много удастся им возместить…

Она уже собралась изложить женщине свои доводы, как вдруг та, словно прочтя ее мысли, добавила: «Мое пособие – пятьсот пятьдесят евро в месяц. С арендой за здешнее жилье и оплатой счетов на еду мне остается совсем мало». Солен внутренне напряглась. Положение этой женщины сводилось к трем буквам аббревиатуры, которая больно ударила ее, как пощечина. RSA[15]. Абстрактный прежде символ внезапно обрел реальное воплощение. С ее шестизначным годовым доходом Солен не была к этому готова. Ей вдруг стало стыдно, что она опустилась до такого гнусного предположения, что женщина хотела ее испытать. Вот оно, настоящее лицо нищеты. Оно не в газетах, не на телевизионном экране, а здесь, совсем рядом, стоит перед ней. В образе двух евро в кошельке этой женщины.

Молча Солен взяла у нее чек. Она обязательно этим займется. Включив компьютер, Солен принялась составлять жалобу.

Вечером, возвращаясь домой, Солен вспомнила о том, как ее охватил гнев, когда она принялась стучать пальцами по клавиатуре. Кассирша спешила, она не стала терять время, чтобы переделать чек и вернуть мелочь. Честно говоря, не настолько уж она и виновата. Скорее всего, она получает минимальную оплату труда, работает в отвратительных условиях. А всегда нужно работать быстрее, нельзя останавливаться. Куда уж там задумываться о двух евро, куда уж там задумываться о чаевнице-африканке.

В ней поднялась волна возмущения: это чувство удивило саму Солен. Вернее, не совсем возмущения, ей даже трудно было подобрать ему название. И вдруг она подумала, что этот гнев направлен далеко не только на руководство супермаркета. Он был направлен и на нее саму. Замкнувшись в своей маленькой жизни и своих маленьких проблемах, она не видела ничего вокруг, как на самом деле вращалась Земля. А ведь некоторые голодали, и у них были только пара евро на пропитание. Если бы Солен имела представление, хотя бы умозрительно, о таком положении вещей, она бы схлестнулась врукопашную с этой реальностью сегодня же, в самом центре Дворца.

Окончательно стемнело. Выйдя из метро, Солен прошла мимо булочной. Нищенка была тут, на своем обычном месте. Впервые за все время Солен замедлила шаг. Остановившись перед молоденькой бездомной, Солен вынула кошелек и полностью вывернула его содержимое в жестяную кружку.

Париж, 1925 г.

Бланш только что вышла в пронизывающую ноябрьскую стужу, несмотря на протесты Альбена. Он беспомощно вздохнул, глядя на черно-белую фотографию, висевшую над буфетом. Снимок, сделанный весенним днем почти сорок лет назад. Бланш и Альбен стояли рядышком в униформе Армии спасения. На ней – ни белого платья, ни кружев, ни муслиновой фаты. Бланш настояла, чтобы они поженились в форме. Как истинные солдаты. Ее гордый взгляд был устремлен в объектив, она стояла прямая, как ружейный ствол. Разглядывая черты жены, Альбен подумал, что она нисколько не изменилась. Годы и болезнь никак не повлияли на ее силу и характер. Его Бланш ни на йоту не утратила ту неиссякаемую энергию, которая ее переполняла в первые дни их знакомства.

С момента вступления в Армию спасения «маленькая светская львица» сразу же была замечена начальством. Оно высоко оценило ее усердие, решительность и находчивость. Защищая обездоленных, Бланш ни перед чем не останавливалась. Чего только она не изобретала: превращалась в журналистку, уличную певичку, публичного оратора. Переодевалась в женщину-сандвич и торговала журналами Армии, в создании которых сама принимала участие. Играла на гитаре или била в бубен, привлекая внимание людей на улицах. Она призывала парижан делать пожертвования в пользу бедных, собирала для них белье, одежду, продукты питания и обувь. «Нам нужно все, и немедленно!» Она всегда выступала на летучках и общих собраниях, обращалась к отдельным прохожим, совершала рейды по ресторанам и кафе.

Маршальша, встретившая ее несколькими годами раньше в Глазго и зажегшая в ней огонь веры в Армию спасения, предложила Бланш вступить в ряды ее ближайшего окружения. Вскоре девушка стала ее штабной помощницей и секретарем. Произведенная в капитаны в день своего двадцатиоднолетия, отныне она сопровождала своего командира во время всех ее перемещений. Благодаря одной из таких командировок в Швейцарию и пересеклись их пути с Альбеном.

В те времена Альбен Пейрон был еще курсантом Военной школы в Женеве. Призвание к общественному служению у него обнаружилось рано, почти с детских лет, и он встал под знамена «трех S», как говорили о тех, кто вступил в Армию спасения, в четырнадцатилетнем возрасте. В один из декабрьских дней 1888 года он вместе с другими учащимися его курса присутствовал на конференции с участием Маршальши. На сцене он сразу заметил молоденькую девушку в офицерской форме. Завороженная пламенной речью своей начальницы, она не видела ничего и никого вокруг.

Альбен же не спускал с нее глаз. Бланш была красива той особенной красотой – неброской, но неисчерпаемой. Он наслаждался созерцанием ее темных волос, матовой кожи, горящего взгляда из-под широкополой «Аллилуйи». Курсанты охотно посмеивались над этим претенциозным головным убором, Альбен же находил в нем изящество, особенно если он обрамлял личико со столь совершенными чертами. «Кто это?» – спросил он у своего соседа. Тот ответил, что эта девушка – штабс-капитан Руссель.

Бланш. Его Бланш.

Но та, кому предстояло стать его женой, не обращала на него ни малейшего внимания. Ни в тот самый день, ни в последующие. Альбен из кожи лез, чтобы попасться ей на пути, когда она куда-нибудь отправлялась по делам. Но безуспешно: Бланш интереса к нему не проявляла. А между тем он был хорош собой, этот высокий блондин с карими глазами. Альбен заразительно смеялся, и кровь в нем кипела. Темперамент у него был бурный, он распевал во все горло песни, устроившись на империале омнибуса, гонял во весь опор по пересеченной местности на «пенни-фартинге»[16], который отец подарил ему на восемнадцатилетие.

«Выбрось из головы, – посоветовал ему друг. – Она – не для тебя. Кажется, она уже разорвала одну помолвку с офицером. Никто ей не нужен – ни дети, ни муж. Она выбрала безбрачие».

Но вместо того чтобы отвратить от нее Альбена, слухи о девушке только разожгли его любопытство, как это бывает, когда ты все ближе и ближе подходишь к двери, которая остается закрытой. Бланш одержимая? Что ж, тем лучше. Он и сам из таких. И однажды вечером он осмелился с ней заговорить во время конференции, на которую пришел с единственной целью – с ней встретиться. «Мы сможем увидеться вновь?» – спросил он с бьющимся сердцем. Как ни удивительно, Бланш дала ему адрес, где он сможет ее найти поздно вечером. Альбен ушел, лицо его пылало. Ему хотелось петь. Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что он приглашен не на частное свидание, а на митинг, на который она приглашала всех, с кем встречалась в тот день.