Дар божий. Соперницы - Ольга Дремова

Неожиданно для себя Беркутова вдруг вспомнила, как когда-то давно, когда она была совсем крошкой, отец подарил ей на день рождения волшебную вещь — продолговатую зеркальную трубочку, в которой совершенно непонятным для маленькой Иришки образом складывались цветные симметричные диковинные узоры, не повторяющиеся, как ей тогда представлялось, ни единого раза. Теперь-то, конечно, ей было понятно, что весь секрет волшебства заключался в том, что горстка цветных стёклышек отражалась в специальных зеркалах, поставленных под углом друг к другу, но тогда казалось, что на всём белом свете не было вещи прекраснее, чем эта игрушка.

Всего-то и требовалось — направить закрытое полиэтиленовой крышкой дно трубочки на свет и медленно крутить её до тех пор, пока что-то не звякнет внутри, поменяв картинку на новую. Девочка поворачивала трубочку по кругу, и наступал такой момент, когда цветные стёклышки пересыпались на новую поверхность, составляя следующий замысловатый узор. Сердце Иришки замирало в упоении, а потом начинало стучать, словно негромкая барабанная дробь перед исполнением опасного циркового трюка. Удивительные восьмигранные цветы раскрывали свои колдовские лепестки, маня ребёнка в мир сказки и чуда; они снились ей даже ночью, принося с собой немного странное, почти нереальное ощущение волшебства.

Чудеса не бывают вечными, и в один из поздних ноябрьских вечеров, замечтавшись сильнее обычного, Иришка выронила из своей маленькой запотевшей ладошки крохотное зеркальное счастье. Ударившись о деревянную половицу, пластмассовая трубочка, к радости малышки, не разбилась, просто внутри её что-то звенькнуло. Облегчённо вздохнув и успокоив готовое разорваться от горя и беспокойства сердце, девочка поднесла игрушку к глазу, а второй усиленно зажмурила, направив трубочку на яркий свет люстры. Но, вопреки надеждам, в трубочке царила полная темнота, только где-то на самом дне противно скреблись о стенки разбитые осколки зеркал.

С предельной осторожностью Ира потрясла трубочку, надеясь, что та просто немножко обиделась на неё. Она даже один раз шёпотом, чтобы никто не услышал, попросила у неё прощения, обещая впредь держать её крепче, но волшебного искрящегося цветка больше не было, как и не было больше того удивительного мира, который стал для Иришки неотъемлемой частью её маленькой жизни.

Но самое страшное произошло часом позже, когда пришёл с работы отец и, открыв заднюю стенку пластмассовой игрушки, вывалил на ладонь осколки разбитого стекла и горстку цветных стекляшек, похожих на мусорный хлам. Мечта показала свою изнанку, в тот момент Иришке почудилось, что она осталась в мире совершенно одна и что волшебный свет померк не в чудесной игрушке, а в ней самой.

* * *

Третья четверть была в самом разгаре, скупое февральское солнышко бросало сквозь полуоткрытые жалюзи скромные тоненькие лучики света. Зима перешагнула через свою середину, и потихоньку, незаметно, медленными, робкими шажками в город входила весна. На земле всё ещё лежал снег; мело сечёными позёмками по голым мостовым, заставляя прохожих прятать носы в воротники курток и поёживаться от мелких режущих пригоршней снега, попадавших в лицо. Покрывались ночью прозрачными хрусткими корочками льда лужи у дорог, стучали под пронизывающим ветром застывшими гулкими ударами ветки деревьев.

Но днём уже чувствовалось, что весна где-то недалеко. Ласковое солнышко, нарушая все запреты, облизывало тёплым языком сосульки, и с них звонкими каплюшками брали своё начало первые весенние ручьи. До листьев было ещё далеко, но иногда казалось, что если прислушаться получше, то можно услышать, как бегут по стволам и ветвям деревьев жизненные соки, наполняя их силами и расправляя застоявшиеся согнутые плечи лип и тополей.

Юлька сидела на первой парте, около учительского стола, и старательно выводила строчки в тетрадке. Маленький курносый носик отчаянно морщился в такт шариковой ручке, помогая своей хозяйке в вопросе каллиграфии. Из-за солнечных лучей густые каштановые волосы казались на просвет почти рыжими. При каждом наклоне головы они непослушной волной падали на лицо, отбрасывая вокруг себя золотой светящийся ореол. Серьёзные карие глаза и упрямо сдвинутые брови дополняли портрет девчушки, носящей редкую забавную фамилию — Радуга. Она и правда чем-то напоминала радугу: весёлая, солнечная и непоседливая.

Гришка смотрел на Юльку во все глаза, словно увидел её впервые, и почему-то широко улыбался, начисто забыв о своей собственной тетрадке. Учительница диктовала дальше, а Гришка, положив подбородок на согнутую в локте руку, продолжал мечтательно любоваться Юлькой.

Андрей искоса поглядывал на брата, поджимая с удивлением губы и пожимая плечами. Какая муха укусила Гришку? Влюбился, что ли? Интересное дело, неужели другой девчонки не нашёл? Ведь знает, что они с Юлькой дружат, так ведь нет, надо обязательно встать поперёк дороги. Вон, девчонок в классе — завались, а ему пригорела именно эта. И самое занятное, что эта вертихвостка Юлька совсем не против Гришкиных охов-вздохов. Тоже мне брат называется!

Перемена на завтрак была замечательным временем, можно было безнаказанно потолкаться локтями, отвесить парочку щелбанов и выяснить все наболевшие вопросы, благо учительница, шагая впереди строя, всё равно не сможет этого увидеть. Обычно Гришка с Андреем брались за руки и, становясь в пару, оказывались неудержимыми и непобедимыми, строя ловушки и обгоняя всех впередистоящих. Сегодня строй уже двинулся к лестнице, а Гришка куда-то запропастился. Андрей поискал его глазами и, не найдя, решил, что братишка отошёл и скоро догонит класс. Не соглашаясь встать в пару ни с кем, он надёжно забронировал место рядом с собой для Гришки.

Уже спускаясь по лестнице, он вдруг увидел, что брат стоит в строю, только на несколько человек впереди, и держит за руку Юльку Радугу. Они шли, весело разговаривая, крепко сцепив ладошки и не обращая ни на кого внимания, будто кроме них двоих на лестнице никого не было. Такого не происходило ни разу за все три года школьной жизни. Конечно, можно было встать с кем-то в пару, если по какой-то причине один из братьев не пошёл в школу, но чтобы так…

Андрюшкино сердце готово было порваться на куски от нахлынувшей ревности и глубочайшей обиды. Каждой клеточкой он ощущал предательство близкого ему человека. Подступившие слёзы жгли глаза, а зубы сжались настолько крепко, что от напряжения свело скулы. Ногти впились в ладошки, оставляя малиновые глубокие метины.

— Ладно, — прошептал он, — раз ты так, мне тоже наплевать, а ещё брат называется.

Сырок, банан и запеканка на Андрюшкиной тарелке остались нетронутыми, он сумел выпить только полстакана чаю, да и то с трудом, стараясь не смотреть в сторону счастливого лица позабывшего о нём брата. Если в школе была бы Татьяна Николаевна, то, вероятнее всего, она обратила бы внимание на такую странную перестановку, но новая учительница была не в курсе отношений ребят в классе, поэтому для неё не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Уроки тянулись медленно, доводя рассудительного Андрея до бешенства. Гришка, увлёкшись созерцанием Юльки, не перемолвился с братом даже парой слов, как будто его и рядом не было. Андрюшка хмурился всё больше, темнел лицом и сдвигал брови.