Игра не для всех. Крым 1942 - Даниил Калинин

– Гранаты!

Михаил командует своим ребяткам – и, мгновенно привстав, два бойца тут же запускают в воздух «колотушки», полетевшие в головы вражеского отделения. Я же, вновь перезарядив винтовку, успеваю выстрелить в немца, также замахнувшегося для броска гранаты. Пуля ударила в грудь противника, опрокинув его на спину. А пару секунд спустя гулко грохнули сразу три взрыва…

Последнюю пару патронов отстреливаю по разведчикам, дернувшимся было на выручку к командиру. Оба в цель. Однако язык неожиданно резво вскакивает на ноги и бежит к уцелевшим своим: или немец понял, что его пытаются взять живым, или умом тронулся от страха и потери крови. Но дать ему уйти я не имею никакого права…

– Вперед! Живым брать!

Вскакиваю сам с одновременным запуском еще одной осветительной ракеты, выхватив из заранее расстегнутой кобуры вороненый ТТ.

Со мной синхронно поднимается группа захвата из двух бойцов с трофейными автоматами. На короткой дистанции забега мы выдаем очень приличную скорость, но на границе прохода, вырезанного в проволочном заграждении, вынуждены залечь: нас встречают три короткие автоматные очереди. Боец, залегший слева от меня, грубо выругался – пуля зацепила руку. А вот второй разведчик двумя точечными, ответными очередями по два, максимум три патрона заставил противника замолчать. И тут в дело вступил я, обратившись на немецком к уцелевшему командиру вражеской разведгруппы:

– Господин офицер, вам нет смысла умирать, сдавайтесь! Я гарантирую вам жизнь, оказание необходимой медицинской помощи, неприкосновенность военнопленного!

Переход на чужую речь произошел автоматически, словно тумблер в голове переключили. Причем язык врага срывается с моих губ столь же естественно, что и родной. Н-да, игровые поднастройки – это действительно вещь…

После короткой паузы в ответ раздается:

– Я не могу сдаться младшему, чем я, по званию!

– А в каком вы звании?

Мне действительно это интересно.

– Обер-лейтенант!

– Хорошо, обер-лейтенант, вы сдадитесь равному вам по званию! А теперь встаньте, поднимите руки так, чтобы мы видели ваши пустые ладони, и идите в нашу сторону.

После короткой паузы вражеский командир действительно поднялся на ноги, но показал только левую руку.

– Правая ранена, не могу выпрямить!

– Хорошо, отведите пустую кисть в сторону, чтобы я увидел пальцы.

Немец послушно показал и правую, немного расслабив меня своим послушанием.

А затем вторая осветительная ракета потухла, и прежде чем в воздух взмыла третья, обер-лейтенант опустил левую руку, несмотря на мои требования. Мгновение спустя в свете очередной трофейной «люстры» я разглядел зажатый в ней вальтер…

– Не стрелять!!!

Поздно. Немец успел дважды нажать на спуск, злобно оскалившись, но обе пули достались бойцу, до того столь удачно положившему последнего вражеского автоматчика. А в следующий миг раздался отчаянный вскрик:

– Сашка!!

И прогремевшая слева очередь трофейного МП-40 срезала врага…

Со всех ног бегу к офицеру, иррационально надеясь, что противник всего лишь ранен. И он действительно ранен – смертельно. Кровь густо течет сразу сквозь четыре дырки в животе и из раскрытого рта, жадно хватающего воздух.

– Дурак! Мог бы жить!

Немец с видимым трудом ответил, делая короткие паузы между словами:

– В плену… У большевиков… Не выжить…

– Идиот… Это ложь! В отличие от вас, выродков, мы над пленными не издеваемся!

– Не смей меня обманывать, большевик… Скоро ты умрешь… Вы все здесь умрете…

– Даже не надейся, урод! Раздолбали мы вас! И Берлин в сорок пятом взяли!

Но обер-лейтенант – если это действительно его звание – меня уже не слышит. Глаза его неподвижно замерли, глядя в небо, а дыхание прервалось. Сплюнув от досады, я двинулся к замершему у убитого товарища раненому бойцу.

– Знаешь по-немецки?

Разведчик коротко, но очень злобно посмотрел на меня, процедив сквозь сжатые зубы:

– Нет!

После чего развернулся к павшему и тихо запричитал:

– Сашка… Братик… Как же так! Как же так! Из-за немчуры проклятой…

Брат, значит, не товарищ. М-да… Жаль погибшего парня. Но если бы не этот поиск, они бы здесь все в землю легли. А так еще есть шанс…

– Ну что, Самсонов, привел языка в штаб?

Под насмешливым взглядом капитана-особиста я, однако, не теряюсь и невозмутимо отвечаю:

– Нет. Но всю необходимую информацию я у немца получил.

Начальник отдела аж замер и с явным подозрением спросил:

– Это ж какую информацию он сообщил?

Развернувшись лицом к непосредственному командиру, я поймал взглядом его глаза, а после неторопливо, веско заговорил:

– Артиллерийская подготовка немцев начнётся в четыре часа пятнадцать минут утра 8 мая. По нашим позициям. Бить будут всей гаубичной артиллерией 28-й легкопехотной дивизии, также удар нанесут восемь батарей реактивных систем залпового огня. В районе пяти утра начнется высадка морского десанта в нашем тылу. Также немец сказал, что одной только 28-й дивизии переданы около сорока трофейный французских танков и штурмовых орудий, в частности новых, с очень мощными противотанковыми пушками. А за ними развернулась 22-я танковая дивизия, в ней больше двухсот танков. Причем более четверти – поступившие из Германии новые машины с удлиненными орудиями и усиленной броней. Напоследок немец сказал, что скоро мы все здесь умрем…

Ну, последнее – чистая правда. А вот обо всем остальном я узнал еще до запуска второго в моей жизни «погружения». И хотя особист несколько поплыл после моего «убедительного» взгляда, спросил он все же с недоверием:

– Что, и вот он тебе все успел рассказать?

Я как можно более равнодушно пожал плечами:

– А чему тут удивляться? Он был ранен, плюс болевой шок, очень хотел жить – молодой еще. Я пообещал, что окажу ему всю необходимую медицинскую помощь, но мне нужна информация – когда, где, какими силами… Он поначалу поверил, говорил заискивающе, быстро, а когда стало хуже и понял, что умирает, добавил про новые танки, про самоходки с мощными пушками.

– Так, может, это все бред умирающего?!

– Бред, не бред, товарищ капитан, а проволоку ночью сегодня резали, и не в одном месте.

Особист вновь настороженно насупился и вновь попал в ловушку моего взгляда, успев все же подозрительно произнести:

– А откуда тебе было знать, что к проволоке немцы полезут?

– Так я же говорил, чуйка у меня. Хотели в поиск пойти к фрицам, а тут вдруг понял я, что надобно обождать.