Приглашение на бал - Дженни Лукас

Выпрямившись, Алессандро уставился на нее широко распахнутыми глазами:

— Ты пытаешься мне сказать, что ты все еще девственница?

У нее пересохло во рту.

— Это проблема?

Сердито посмотрев на нее, он нажал на кнопку, чтобы опустить перегородку.

— Да, сэр? — вежливо спросил шофер, не поворачивая головы.

— Планы изменились, — сказал Алессандро. — Мы отвезем мисс Смит домой.

— Что? — Щеки Лилли вспыхнули. — Почему? — Она неловко посмотрела на шофера, затем снова переключила свое внимание на Алессандро. — То, что я вам только что сказала, не имеет значения!

Алессандро бросил на нее холодный взгляд:

— Назови Эбботу свой адрес.

Лилли подчинилась. Шофер кивнул и на следующем перекрестке повернул налево. Она ждала, когда Алессандро поднимет перегородку, но он не сделал этого. Ей вдруг стало холодно и одиноко. Тогда она взяла одну из тарелок. Изысканные деликатесы показались ей слабым утешением, но к тому времени, когда они приехали в ее район, тарелка уже была пуста.

Алессандро все это время молча смотрел в окно. Похоже, он больше не собирался ее целовать. Ее волшебный вечер подошел к концу, но она не могла с этим смириться. После безграничной радости, которую она испытала в его объятиях, она не могла вернуться в свою пустую квартиру.

— Вы зря беспокоитесь. Это не важно.

Наконец он повернулся и посмотрел на нее:

— Для меня важно.

Придвинувшись ближе к нему, она тихо произнесла:

— То, что я менее опытна, чем ваши предыдущие любовницы…

— Ты не понимаешь, что я тебе предлагаю? — отрезал он. — Одну ночь. Может, две. Ничего больше.

— Я и не прошу большего.

— Я никогда не приду знакомиться с твоими родителями, Лилли. Я не женюсь на тебе. Не полюблю тебя.

Его слова задели ее, но она гордо вскинула подбородок:

— Кто сказал, что я хочу любви?

— Девственницы всегда ее хотят. Не будь глупой, Лилли.

Она вдруг вспомнила дразнилку, которой ее донимали одноклассники в начальной школе.

«Глупой Лилли мозги удалили».

Алессандро снова отвернулся. Судя по его виду, он уже принял решение и не собирался его менять.

Лимузин остановился у ее дома. Шофер вышел и открыл ей дверцу. Холодный воздух, проникший в салон, коснулся ее кожи.

— Спокойной ночи, Лилли, — сказал Алессандро, не глядя на нее.

— Вы действительно собираетесь закончить наше свидание таким образом? — прошептала она. — Сначала поцеловали меня, теперь прогоняете?

Его губы искривились в жестокой улыбке.

— Наконец-то, cara, ты поняла, что значит быть моей любовницей.

— Да, я поняла. — Чувствуя, что вот-вот расплачется, она отвернулась. — Вы меня не хотите.

— Не хочу тебя?

Она посмотрела на него в замешательстве:

— Да, вы только что сказали…

— Я просто спасаю тебя от ошибки. Ты должна быть мне за это благодарна.

Выйдя из салона, Лилли вдохнула холодный ночной воздух и посмотрела на темную улицу с припаркованными вдоль нее автомобилями. Ветер гнал по черному асфальту скомканную газету, похожую на перекати-поле. Она живет здесь всего несколько месяцев, но ей казалось, что уже целую вечность.

Перед ней возвышалось многоэтажное здание, построенное в шестидесятых годах двадцатого века. Она знала, что ждет ее в квартире. Поскольку Надия сейчас веселится на балу с Джереми, она будет там одна. Она заберется на диван, укроется стареньким одеялом, сшитым ее матерью, и будет смотреть по телевизору, как живут другие люди. Потом примет ванну и ляжет спать.

Неужели ей суждено прожить так всю оставшуюся жизнь?

Она ни за что не оставила бы место экономки в доме своего кузена во Франции, если бы тот не повел себя низко по отношению к матери своего ребенка. В знак солидарности с ней Лилли в порыве негодования уволилась. На этом ее смелость закончилась. С того момента, как она перебралась в Сан-Франциско, она только и делает, что прячется.

«Мы все должны выбирать в этой жизни, — сказал ей Алессандро. — Либо безопасность тюрьмы, либо пьянящую радость свободы».

— Лилли, — прозвучал у нее за спиной его голос. — Иди в дом.

Глубоко вдохнув, она повернулась и, не сказав ни слова, забралась назад в лимузин и захлопнула дверцу.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? — спросил он, ошеломленно глядя на нее.

— Раньше я мечтала о рыцаре в сверкающих доспехах, который будет любить меня вечно, — прошептала она дрожа.

— А сейчас?

— Я устала бояться. Устала прятаться от жизни.

Алессандро долго на нее смотрел, затем велел водителю ехать в Сонома и нажал на кнопку.

Она наблюдала за тем, как перегородка поднимается все выше и выше. Когда она закрылась с щелчком, Алессандро приблизился к Лилли, прижал ее к спинке сиденья и накрыл ее губы своими в поцелуе сладком и опасном, как отравленный мед.

Ночь была ясная, в бархатном черном небе светила луна и мерцали звезды. Вилла в испанском стиле была окружена виноградниками, купающимися в серебристом свете. Вдалеке пели птицы.

Когда лимузин скрылся за поворотом, Лилли посмотрела на Алессандро, несущего ее на руках на свою виллу. У нее кружилась голова, по венам разлился расплавленный огонь. Причиной тому были не полтора бокала шампанского, выпитые ею на балу, а поцелуи Алессандро.

Остановившись у двери, он прижал Лилли к себе одной рукой, а другой набрал код. Открыв дверь плечом, он вошел внутрь дома, пересек темный холл и начал подниматься вверх по лестнице с чугунными перилами. Он не произнес ни слова, но в этом не было необходимости. Все, что ей было нужно знать, она могла прочитать в его черных глазах.

Наверху он толкнул дверь в конце коридора, и она увидела огромную кровать, освещенную луной. Осторожно опустив Лилли на нее, он, не сводя с нее глаз, снял с себя бабочку и смокинг, разулся и присоединился к ней.

Накрыв ее губы своими, он принялся водить ладонями по ее плечам, груди и талии. Она отвечала на его поцелуи с пылкостью, присущей двадцатитрехлетней девушке, мечтавшей о любви, но еще не знавшей ее.

«Главное то, что происходит здесь и сейчас», — сказала себе Лилли.

Когда его руки проскользнули под облегающий корсаж ее платья и накрыли ее грудь, она тихо вскрикнула. Ее соски затвердели от его умелых прикосновений.

Затем он неожиданно дернул платье вниз с такой силой, что тонкие бретельки оторвались от корсажа. Он не церемонился с ее платьем, но с ее телом обращался как с хрупким бесценным сокровищем. Когда он приник губами к ее соску и начал нежно его пощипывать, из ее горла вырвался стон наслаждения. К тому моменту, как он переключился на второй сосок, она была так возбуждена, что отчаянно вцепилась в матрац, словно боясь утратить связь с реальностью.