Чтец - Трейси Чи

Правильным ответом было бы: ни одного. Никто из жителей этой страны даже не подозревал, что существует письменный язык. А разве можно хотеть того, что для тебя не существует? Но Лон принял замечание библиотекаря и промолчал.

Вертясь в своем кресле, Лон рассматривал зал, его куполообразный потолок, витражи и балконы, охраняемые бронзовыми скульптурами прошлых библиотекарей. На стенах и мраморных колоннах висели электрические лампы, которые все еще поражали Лона своей таинственной способностью разливать по Библиотеке море золотого света.

В центре зала крýгом стояли пять дугообразных столов, оснащенных читальными лампами, чернильницами, маленькими ящичками для карандашей, полотняными мешочками для порошкообразного угля, промокательной бумагой, свинцовыми карандашами, резинками для стирания написанного, увеличительными стеклами и всем прочим, что необходимо для письма и копирования. Ступеньки вели от центра зала к его краям, где деревянные книжные полки цвета жженого сахара вздымались к балконам, уставленным бархатными диванами, позади которых в стены были встроены ниши, также оборудованные книжными полками.

В этом зале Библиотеки хранились тысячи рукописей. Некоторые из самых старых отчаянно нуждались в реставрации, поскольку их корешки износились и уже не исполняли своего предназначения; другие были составлены совсем недавно предшественницей Эрастиса, женщиной, встретиться с которой Лону уже не пришлось. Эти фрагменты, как их называли, являлись исключительной ценностью, поскольку были слово в слово, с неимоверным усердием, скопированы с Книги уже ушедшими из жизни библиотекарями. Теперь Эрастис работал над своей собственной копией, переписывая раздел Книги, который до него никто не читал, чтобы сохранить для потомков содержащееся в ней учение – на тот случай, если Книга будет потеряна или, что еще хуже – уничтожена.

Если не принимать во внимание то, что часть текстов была утрачена во время Большого пожара, то по ним можно было проследить историю Библиотеки на глубину многих поколений. Но даже при этом Эрастис считал, что они все скопировали лишь ничтожно малую часть Книги.

– Бóльшая часть всего сделанного не несет никакой пользы, – говорил он, разминая свои длинные, покрытые чернильными пятнами, пальцы. – Я проработал всего ничтожную крупинку великой истории. Маленький камешек на дне могучей реки.

– Почему же вы тогда ее копируете? – спросил Лон.

– Потому, что она написана, – ответил Главный библиотекарь.

Эрастис больше не покидал стен Библиотеки, предпочтя глубокие неподвижные миры рукописей живому, исполненному дыхания внешнему миру. Лон же поклялся себе, что когда он станет Главным библиотекарем, то не удовлетворится ролью узника библиотеки, как это сделал его учитель. Нет ничего хуже, чем иметь власть и силу, но никогда их не использовать.

– Лон!

Мальчик подпрыгнул на стуле от неожиданности. Перед ним была буква S.

Под пристальным взглядом учителя Лон прочитал с доски:

– Эс.

Из всех прочих букв эта нравилась Лону более всего. Звук соответствовал форме буквы. Свистящий звук, напоминающий шуршание змеи, ползущей по песку. Он улыбнулся и прочитал все слово:

– This. This. Это. Это.

– А теперь… – произнес Эрастис, протянув кончик палки к следующему слову, написанному на доске.

Лон застонал и, мотнув головой, ссутулился в своем кресле.

– А может быть, мы займемся чем-нибудь более интересным? Попрактикуемся в ясновидении или… сходим в подвал?

И он бросил взгляд в сторону от доски и библиотекаря – на вделанную в склон горы круглую металлическую дверь.

Дверь подвала была толщиной по меньшей мере в три фута. Ригелями управляла круглая ручка о пяти спицах, по обоим краям которой располагались отверстия для ключей. Один ключ был прикреплен к длинной золотой цепи, висевшей на шее Главного библиотекаря, второй был у Эдмона, и никто не знал, где тот его хранит.

Чтобы открыть дверь, необходимо было вставить оба ключа одновременно и проделать сложную последовательность поворотов.

В подвале хранилась Книга, которую, к сожалению Лона, он никогда не видел. Он только слышал об этом сокровище от Эрастиса, который описывал ее в таком тоне, словно Книга была сделана из света и волшебства, а не из бумаги, клея и ниток. Вновь и вновь Лон просил библиотекаря рассказать ему о Книге, и теперь он мог видеть ее с закрытыми глазами – особенно отчетливо, если действительно закрывал глаза: шелестящие страницы, коричневый кожаный переплет, украшенные драгоценностями застежки и золотая филигрань по углам. Он клялся перед другими учениками, что знает все об украшениях Книги, о сияющих сапфирах, изумрудах и аметистах, которыми украшен ее обрез. Иногда ночью, лежа в постели, он даже ощущал аромат Книги: легкий, с кислинкой, запах бумажной плесени, травы и ванили.

Лон вздохнул и попытался выпрямиться в кресле.

– Is, – прочитал он с доски, но целиком, а не по буквам. – Есть.

Чтобы сосредоточиться, он даже сел на собственные руки, и закончил строку:

– A. Book. A Book. Книга. This is a Book. Это – Книга.

И наморщил лицо:

– Я знаю, что это – книга. Что это – единственная в своем роде Книга. Но я хочу читать ее.

Главный библиотекарь бросил мимолетный взгляд на дверь подвала. Движение было столь быстрым, что Лон даже не был уверен, что заметил его, но, когда он вновь посмотрел на доску, то взором встретился с глазами Эрастиса, который, подняв палец к губам, смотрел на мальчика поверх очков.

– Слова представляют опасность, если тебе неведом предмет чтения, – проговорил он. – Ты приступишь к чтению Книги, когда будешь готов.

Глубоко вздохнув, Лон вновь сосредоточился на доске.

– Ти, – прочитал он. – Эйч. Ай…

В душе он утешал себя, что придет день, когда Главный библиотекарь закончит свой том и отложит перо, – и он сам станет Главным. Книга будет в его распоряжении. Он будет странствовать по горам и морям, подобно искателям приключений, которые жили в его снах. В его жизни будут океаны, корабли и пушечные залпы. Он изменит мир. Но это будет потом. А пока он не готов.

Это – книга.

* * *

На древесине упавшего дерева, едва видная под ветками и мхом, надпись: Это – книга.

Строго говоря, в Келанне было несколько зеленых кораблей, но любой, кто хоть что-нибудь понимает, скажет, что из них достоин внимания только один. Фигура над форштевнем корабля была не чем иным, как росшим из корпуса деревом, чьи ветви обвивали гордую линию бушприта, и казалось, что в одно мгновение они покроются спиралями листвы, и весь корабль зацветет как весенний сад. Говорили, что корабль сделан из волшебного дерева, растущего в тайной роще в Эверике, где деревья ходят и перешептываются с ведьмой, живущей меж их стволов.