Первое танго в Париже: Привилегия для Эдисона - Мария М. Павлова

— Где?

— Долго объяснять. А зачем он тебе срочно?

— Мы с Толиком в Париже. Я тут… вообще-то это пока закрытая информация, но тебе не могу не сказать, потому что очень интересная штука получается… — Волнение Симоны передалось Павлу, он подобрался, воровато озираясь, словно их могли подслушать. — Оказывается, в старинных медальонах содержится древний воздух. За такими вещами идет охота по всему миру, и уже давно. Этот воздух можно исследовать! Это достоверный материал для изучения ранних форм жизни, понимаешь? В древнем янтаре есть остатки организмов, в окаменелостях, ну, всякие там бактерии… Все это представляет огромный интерес для науки. В общем, я вспомнила про ваш медальон и сразу решила выяснить, что с ним.

— А ничего. Пропал.

— Как — пропал? Объясни все толком!

— Сейчас не могу, кажется, меня заметили… — Из глубины сада послышался треск веток. Не успел Павел сообразить, куда бежать и как спасаться, как услышал зловещее рычание. Собака!

— Господи, да кто тебя заметил, кого ты ловишь?

— Меня ловят… — Павел метнулся в сторону ограды.

— Бо-о-оже, — простонала Симона, — ничего не понимаю!

Но Павел уже не слушал. Нажав сразу на все кнопки, он отключился и, заталкивая телефон в карман, не удержав равновесия, споткнулся. Падая, успел все же выбросить руку перед собой и рухнул в траву. Рука тут же наткнулась на что-то холодное и округлое. Он зажал предмет в руке и, быстро принимая вертикальное положение, поднес к глазам находку. В свете далекого фонаря тускло блеснул… медальон! Ну да, они с Машей здесь прогуливались. Кажется, именно тут он ее обнимал. Павел торопливо сунул вещицу в карман и припустил прочь. Рычание и треск веток раздавались уже совсем близко. В его распоряжении несколько секунд. Подбежав к ограде, он подпрыгнул и уцепился за ажурную конструкцию, чертыхаясь и удивляясь тому, что еще цел… И, уже поверив в благополучный исход своей вылазки, вдруг почувствовал резкую боль в лодыжке.

— Черт!

На ноге, вцепившись мертвой хваткой, повис питбуль. В голове у Павла помутилось, он дрыгнул ногой, пытаясь отшвырнуть зверя, но убедился, что сделать этого не может…

— Фф-у! Фу! — раздался отчаянный женский крик. Собака разжала челюсти и послушно села на задние лапы. Что было сил Павел рванулся, не помня себя, перемахнул через ограду и… со стоном свалился на тротуар. Его тут же обхватили чьи-то нежные руки. — Кто здесь? — в горячке попытался он разглядеть неожиданного спасителя.

— Павлик, это я…

Маша!

— Машка… Господи, как ты меня нашла?

— Сама не знаю, проснулась — тебя нет. Внутренний голос… Давай сматываться скорее… — Маша схватила Павла за руку, увлекая в сумрак боковой дорожки, огибающей особняк. Павел резво вскочил на ноги, но тут же взвыл от боли.

— Что, Пашенька? Что, милый?

— Нога! Этот чертов зверь…

— Что, совсем идти не можешь?

— Ни-ичего, м-м-могу, давай только не так быстро!

Осторожно передвигаясь, они добрались до места, где Маша оставила такси. Едва лазутчики влезли на заднее сиденье, машина рванула вперед.

Остаток ночи промелькнул в мгновение ока.

Через день утром ласковое солнышко лизнуло Павла в щеку. Он открыл глаза. Интересно, в Париже со всеми так или это им с Машей уготована такая плотная программа? Позавчерашние события сейчас казались ему сном. Но не верить в происшедшее было нельзя. Нога распухла и посинела. Как известно, собачьи укусы сдавливают мышцы. Сильно травмированные ткани долго не заживают. Если укус пришелся на стопу, то несколько дней передвигаться практически невозможно. За свою эксцентричную выходку Павел получил от Маши взбучку.

— Мы приехали в Париж! А ты?

— А что — я?

— А ты… самострел!

— Я самострел?

— А что, скажешь, я?

— Нет, не скажу. Ты героическая женщина, самоотверженная жена, бросилась спасать мою жизнь, честь и достоинство.

— И достоинство в том числе, — не упустила случая хихикнуть Маша. — Я бросилась спасать тебя от глупостей. Зачем ты полез тайком? Можно было бы днем туда отправиться и поискать.

— Но ведь меня никто не поймал? И потом — так интереснее. Подвески королевы…

— А если бы поймали? Мушкетер! Кстати, собака разве не в счет? Она тебя и поймала.

— А медальон не в счет?

— Ладно. Медальон в счет. Ты его нашел! Проявив чудеса героизма.

— Значит, я не самострел?

— Самострел. Лежишь теперь, ни на что не годный.

Маша обвела выразительным взглядом фигуру мужа в кровати. Он лежал с забинтованной ногой, лицо его, однако, выражало полное довольство: на Машиной шее победно поблескивал вновь обретенный медальон. Подвески королевы меркли в его свете…

— Ладно, не самострел. Агент ноль-ноль-семь!

— Так точно, Мани Пенни! — загоготал Павел, нежно поглядывая на аппетитные Машины бедра. — Я снова готов к свершениям во имя моей королевы! Мальвина! Дульсинея! — Он потянул руку в направлении своего взгляда. Маша поймала ее и задержала наметившееся целеустремленное продвижение.

— Машка! Я живой и здоровый! — Павел приподнялся на локте.

— Лежать! Раз здоровый… — властно приказала Маша и, неожиданно гибко извернувшись, прижалась лицом к Пашиному животу, сильно выдохнув в него воздух.

— Машка! Щекотно же! — заорал Павел, дернулся и ойкнул от пронзившей его лодыжку боли.

— От же зараза! Как она меня не съела? — Павел обнял Машину голову и погладил по волосам. — Теперь лежу тут, как инвалид войны, пострадавший в борьбе за частную собственность. Ни тебе жену приласкать, ни тебе по городу погулять, ничего низзя! Ах, диета! То нельзя и ета-а-а-а… — заблажил Павел голосом Козловского.

— Вот и я о том, Пашенька. Но ты же шаляпинский фанат, чего это ты вдруг запел не своим голосом?

— От бессилия, о радость моих очей!

— Это можно поправить… — проникновенно произнесла Маша и провела теплой ласковой рукой по распростертым чреслам. Глаза Павла закрылись в неописуемом блаженстве.

— Ой, Машенька, еще давай так…

— Сначала поесть надо, потом и десерт… на сладкое, — хозяйственно сказала Маша и выскочила из импровизированного лазарета.

Баржа еле заметно покачивалась на речных волнах.

Маша вернулась со столиком. На нем были изящно расставлены тарелочки, вазочка с цветами и лежали скрученные в трубочку салфетки.

— О-о! — возгласом восторга встретил Павел это великолепие. Кажется, начались привилегии для Эдисона? Павел торопливо съел кашку-мюсли и довольно зажмурился, предвкушая десерт. Он догадывался, что собирается сделать Маша, и поцеловал ее руку, пальчик за пальчиком, потом замер, пронзенный нахлынувшим чувством покоя и острого возбуждения. Маша одной рукой передвинула на кровати столик, другой провела кончиками пальцев под простыней, заглядывая в пьянеющие любимые глаза.