Добронега - Владимир Романовский

— Да.

— Чем же?

— Длинный ты очень. Долговязый. Не люблю.

Александр даже не нашелся сперва, что на такое сказать.

— Друг твой Гостемил одного со мной роста, — сказал он наконец.

— Так то Гостемил. А то ты.

Гостемил едва сдержался, чтобы не засмеяться.

— Хорошо, — сказал Александр. — Посидите здесь, пожалуйста. Не позвать ли Швелу, он вам сбитень принесет?

— И три сапы даст. Может, сразу на кухню нас определишь, к холопам, — спросил Хелье, — а то мы тут тебе интерьер портим своим присутствием?

— Трудно с тобой сладить, Хелье, — сказал Александр.

Сколько он себя помнил, Святополк всегда желал дружбы, любви, и покоя, вместо которых в его жизни постоянно наличествовали враждебность, недоверие, и необходимость делать что-то натужно-муторное и противоречащее его натуре и убеждениям. Нынешние события усугубили нехорошую тенденцию — вместо простых радостей где-нибудь в укромном уголке альда, может быть на взморье, с женой, возможно с детьми, он получил власть над одним из трех самых могущественных городов континента, и вместе с властью — дополнительных врагов и дополнительные заботы.

Он не роптал — он решил подчиниться велению судьбы и принять на себя обязанности Великого Князя. Он знал о государственной власти все, что полагается знать правителю — за плечами были многие годы наблюдений за действиями Владимира, Мстислава, Ярослава, и личный богатый опыт правления — Ростовом и Муромом. Ничто в делах правителя не было для него загадкой, ничто не требовало ни выдумки, ни даже энтузиазма. Там, где любой из братьев его тут же проявил бы индивидуальность, наваливая одну чудовищную ошибку на другую, допуская глупые просчеты, ведущие к бессмысленной жестокости, Святополк просто механически выполнял функции. Следовало перевезти тело Владимира из Михайловского Храма в Десятинную и похоронить пышно, и он это совершил. Следовало быть помазанным на власть в Десятинной, и он это сделал. Следовало задобрить Анастаса и подтвердить его контроль над казной — и это было произведено. Следовало обратиться к народу с воодушевляющей речью — сделано, несмотря на то, что речь получилась какая-то вялая, хотя все атрибуты торжественной речи были, вроде бы, в наличии, все вызывающие надежду, умиление, и патриотизм словосочетания произнесены, все кроги в округе ссужены значительными суммами с приказом поить всех посетителей до звезд третьего дня.

К удивлению Святополка, первым его конфликтом в качестве князя получился конфликт с Марией. Заядлая интриганка требовала, чтобы он, Святополк, доверил ей часть государственных дел, дал ей право составлять и утверждать законы и участвовать в переговорах с церковью. Требования показались Святополку дикими хотя бы потому, что он больше не нуждался в Марие, как в союзнице и парламентарии — Неустрашимые в лице Эймунда состояли с ним в непосредственном контакте. Мария оказалась лишней. О связи ее с Эймундом Святополк не знал.

Войска в недоумении торчали в Берестове, разлагаясь и бесчинствуя. Уже начали мало-помалу гореть дома тех, кто еще вчера восхищался «защитниками родного края», уже никто не платил служительницам хорловых шатров — зачем платить, если можно взять и так, и зачем идти к шатрам в поле, где еще заблудишься с перепою, когда тут вон сколько баб в поселении — пусть и замужняя, или пигалица несовершеннолетняя, не смеет она отказать защитнику. Всё это необходимо было остановить, а затем, скорее всего, дать бой Ярославу, который не дурак ведь, знает, что время смутное, и обязательно прибудет с полками. Вот и выехал Святополк в Берестово, выслав перед тем гонцов в противоположном направлении — воротить с пути Предславу и забрать жену из захолустной ссылки. Ибо негоже жене Великого Князя быть забытой, какими бы захватывающими не казались населению события.

Войска, повергнутые в недоумение, нестабильность, и частично в искреннее горе известием о смерти предыдущего Великого Князя, встретили Святополка без особого восторга, но и открытой неприязни не выказали. Святополк собрал воевод, и все до одного признали в нем нового повелителя. Старые воеводы в большинстве были убиты горем. Молодые — Ляшко, Ходун, и печенег Талец, казались равнодушными. Дисциплина, тем не менее, начала восстанавливаться.

Почти каждый правитель при вступлении в должность получает по крайней мере один шанс не быть инструментом судьбы, но, вежливо обняв судьбу за гладкие пухлые плечи, шепнуть ей в розовое ухо, «Зачем тебе трудиться? Отдохни и доверься мне, я сделаю все, как нужно, и ты останешься в полном твоем хвоеволии». И Святополк не был исключением — шанс ему был предоставлен.

Во время всех вышеописанных событий не прекращали действовать спьены. Донесения прибывали одно за другим. По приезде в Берестово, Святополк распорядился, чтобы донесения доставляли непосредственно ему. Никто не возразил.

Первое же донесение, доставленное новому главнокомандующему, было о том, что Ярослав с дружиной быстро продвигается к Киеву. Святополк ждал этой вести и почувствовал облегчение. Опасность лучше неизвестности. С опасностью можно бороться, а неизвестность побуждает лишь к притеснению ближних. Численность дружины Ярослава смешная — сто человек. То бишь, вполне может сойти за просто эскорт. Мол, везет примерный сын дань отцу своему, одумался и осознал. Судя по поспешности, Ярослав, конечно же, едет оценивать обстановку, и совершенно неизвестно, сколько ратников может, в случае благоприятной обстановки, присоединиться к нему на подступах к Киеву.

Второе донесение содержало сведения о псевдо-законном наследнике, грозе печенегов Борисе. Потешное войско определилось на привал у реки Альт.

— Какой еще Альт? — спросил Святополк раздраженно. — Нет никакого Альта.

— Есть, — заупрямился спьен. — Тридцать аржей от Киева, князь, вверх по Днепру.

— Скальд, — догадался Святополк.

С какими это он шведами разговаривал, подумал он. Скальд — древнее скандинавское название. Сейчас речка называется по-славянски. Не помню как. Там остатки первой крепости Аскольда. Символично. Интересно, знает ли Борис о смерти отца? И если знает, что думает? И коли думает разное, то не присоединится ли он ненароком к ярославовой сотне? Войска бывают потешные, пока у них цели нет.

Пришла и третья весть, и вот она-то выбила Святополка из колеи напрочь. Гонец, коему поручено было перевезти жену Святополка в Киев, обнаружил в доме, где она проживала, два трупа. Священник, бывший с польских еще времен всегда при ней, умер от ножевой раны, а сама она от яда.

Святополк заперся в тереме. Воеводы, сочувствовавшие ли, злорадствовавшие ли, не решались его тревожить.

* * *

Франкский рыцарь Жискар, вызвавший дома гнев легко раздражающегося Робера, повелителя королевства, оставленного немцами из жалости потомкам Шарлеманя, решил попытать счастья на востоке и состоял теперь при Ярославе. Эскорт Ярослава остановился на ночлег, а сам Ярослав, взяв с собою десять ратников и новоиспеченного воеводу Жискара, высадился на берег, вошел в близлежащее селение и конфисковал там десять лошадей, мотивируя это тем, что он посадник новгородский и действует в соответствии с олеговым указом. Хозяева лошадей хотели, но не решались, протестовать — ратники выглядели делово и сурово. К рассвету кавалькада, не скрываясь, прибыла по олегову хувудвагу в столицу.