Лабиринт Осириса - Пол Сассман

– Мистер Баррен, у вас есть соображения, почему «План Немезиды» считает, что Ривку Клейнберг убила именно ваша компания?

На его слова юристы словно с цепи сорвались, и на этот раз хозяин их не одергивал. Бен-Рой выдержал потоки их тирад, а сам упорно следил за выражением лица старика, стараясь определить, как он принял его вопрос. Подобным образом ученые наблюдают за землетрясением по показаниям сейсмографа. Баррен разозлился, в этом не было сомнений, – выпятил челюсть, губы сложились в угрожающую гримасу. Но в глазах промелькнуло нечто такое, что не вязалось с выражением лица. Что именно – трудно было определить. Хотя экран передавал изображение с абсолютной четкостью, когда человека нет рядом физически, такие нюансы нелегко поддаются расшифровке. Это был явно не страх. И не чувство вины. Скорее настороженность от осведомленности, словно фраза детектива не явилась для него такой же неожиданностью, как для остальных участников разговора.

– Объяснитесь, сэр, – потребовал он.

– С удовольствием, – ответил Бен-Рой. – Сегодня днем меня держала на мушке некая Дина Леви, которую я уже упоминал. У меня есть все основания считать, что она дочь Ривки Клейнберг. Она также является членом организации «План Немезиды».

Баррен молчал, только изучающе смотрел на него с тем же странным несоответствием между выражением лица и глазами, словно глаза видели одно, а лицо реагировало на совершенно иное.

– Вы ведь слышали о «Плане Немезиды»?

Старик смял в кулаке кислородную маску.

– Черт побери, еще бы не слышал! Два дня назад они напали на моего сотрудника в Каире. Если у вас есть описание этой женщины, искренне надеюсь, что оно попадет соответствующим властям.

– Я и есть соответствующие власти, – ответил детектив. – А описание передано куда следует. – Внезапно Бен-Рой словно проснулся, в голове сразу прояснилось, и он продолжил: – За четыре дня до того, как Ривку Клейнберг убили, она приезжала к этой женщине. Просила «Немезиду» устроить хакерскую атаку на вашу компьютерную сеть, чтобы получить информацию о золотом руднике в Египте и о порте Розетта.

Он выждал несколько секунд, чтобы Баррен полнее осознал его слова.

– Дина Леви полагает, что ее мать готовила статью, потенциально опасную для вашей корпорации. Она также убеждена, твердо убеждена, что корпорация или лицо, с ней связанное, убила Клейнберг, чтобы воспрепятствовать появлению этой статьи. Я повторяю свой вопрос: есть ли у вас соображения, почему она может так считать?

Бен-Рой в свое время вдоволь насмотрелся всяких неприятных вещей. Такова работа полицейского в Иерусалиме – редкий день проходит, когда не увидишь чего-нибудь безобразного. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что в эту минуту предстало перед ним на экране конференц-связи. Сила злобы была такова, что даже юристы притихли. Комната будто сжалась и пропала, и они с Барреном остались на ринге один на один. Последовала пауза – тишину нарушало только сердитое дыхание старика и приглушенное дребезжание тележки, которую катил по коридору кто-то из обслуживания номеров. Баррен откинулся назад, и его затянутый в костюм торс расплылся и заполнил кресло, как поток твердеющей магмы.

– Я могу вам точно сказать, мистер Бен-Рой, почему она так считает. – Голос старика скрежетал, словно у него в гортани застряла наждачная бумага. – Она так считает по тем же причинам, по каким недруги Израиля не сомневаются, что ваши полицейские специально стреляют в арабских детей, а антисемиты носятся с идеей, что евреи пьют кровь младенцев. Эта девица и ее психованные друзья ненавидят нас. Заметьте: не за что-то, что мы сделали, не потому, что нарушили какой-то закон, а из-за того, что мы собой представляем. А представляем мы триумф капитализма. Деньги – вот что мы такое. Я говорю об этом прямо и не собираюсь извиняться. Мы послушны закону, мы платим налоги и поддерживаем кучу всемирных начинаний, но суть одна: мы делаем деньги. Они не могут этого вынести. Их воротит с души от сознания, что я крепко сплю по ночам и не просыпаюсь в холодном поту, если где-нибудь на Амазонке упадет какое-нибудь долбаное дерево. Нас преследуют семь лет, но не сумели выдвинуть ни одного разумного обвинения в неправомерных действиях. Откровенно говоря, я не удивлен, что нам хотят пришить мокруху. Странно, что на нас еще не повесили убийство Кеннеди.

Баррен прервался перевести дыхание. Его лицо покрылось багровыми пятнами, в уголках губ пузырилась слюна. Он несколько раз втянул из маски кислород – глаза с каждым вдохом расширялись и сужались, когда он выдыхал. Затем он положил маску и принял слева из-за кадра платок – вероятно, слуга все это время продолжал там стоять.

– Был бы рад вам помочь, мистер Бен-Рой, – прохрипел он и промокнул губы. – Но поскольку мы отошли от темы расследования и занялись клеветой и инсинуациями, не считаю возможным продолжать беседу. Желаю вам всяческой удачи в поимке преступника, однако, основываясь на том, что услышал в течение последних двадцати минут, считаю, что это случится не скоро. И поверьте, я доведу свою точку зрения до вашего высшего руководства. Всего хорошего, сэр.

Старик поднял руку, готовясь прервать видеосвязь, но детектив его опередил.

– Последний вопрос, мистер Баррен.

Старик колебался, и Бен-Рой тоже, выбирая вопрос. Может быть, снова спросить о Розетте? Или прижать его с секс-трафиком? Или поинтересоваться по поводу лежащего сложенным в его кармане списка египетских компаний? Но вместо этого, сам не зная почему, он сделал обманный бросок.

– Как вы полагаете, организация «План Немезиды» имела какое-то отношение к смерти вашей жены?

Два дня назад обманный финт Зиски застал врасплох Геннадия Кременко. С Барреном получилось по-другому. Старик метнул с экрана разъяренный взгляд, лицо исказилось от ярости, грудь тяжело вздымалась.

– Вышвырните его оттуда, – пробормотал он, и экран погас.

Эдфу, Египет

В то время как Бен-Роя выпроваживали из гостиничного номера, где он вел разговор с Натаниэлем Барреном, Халифа ждал встречи с Иман эль-Бадри – той женщиной, с которой восемьдесят лет назад так жестоко обошелся Самюэл Пинскер.

Детектив приехал в деревню два часа назад и к этому времени рассчитывал быть на обратном пути в Луксор или уже дома. Но, подойдя к жилищу Иман, постройке из сырцового кирпича с прилепившейся к ней голубятней, увидел дюжину одетых в черное женщин, ждущих в очереди под доносившиеся с заднего двора крики осла. Сария сказал, что жертва Пинскера стала праведницей и женщины приходили к ней за благословением.

В других обстоятельствах Халифа показал бы свой значок и прошел первым. Но инстинкт подсказал ему, что в данном случае проявление власти недопустимо. Позвонив Зенаб и предупредив, что вернется позже, чем предполагал, он занял место в конце очереди и, уважая стыдливость женщин, старательно избегал встречаться с ними глазами. В дальних деревнях к этому относились очень серьезно.

Наконец через два часа, когда он докуривал десятую сигарету, женский голос позвал его в дом. За Халифой очередь никто не занимал. Он поднялся, отряхнул брюки и пригладил волосы – в таких случаях не пристало пренебрегать своим внешним видом, хотя и идешь на встречу со слепой. Он раздвинул штору из бусин и оказался внутри.