Дмитрий Донской - Николай Борисов

Просим у читателя прощения за некоторую банальность, но не удержимся от известной цитаты из Гоголя. «Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания и когда уже ничто не говорит о погибшем народе» (121, 77). Это справедливо не только по отношению ко всемирной истории. У России есть своя архитектурная летопись. Но летопись эта — увы! — зияет такими же огромными провалами, как и летопись рукописная. Один из таких «провалов» — главный архитектурный символ эпохи Дмитрия Донского Успенский собор в Коломне. Судьба этого памятника как в капле воды отразила переменчивую судьбу Руси. Но здесь необходимо некоторое историческое предуведомление…

Вторая столица Московского княжества, Коломна появляется на страницах летописей во второй половине XII столетия. Она была основана рязанскими князьями как крепость в стратегически важном районе — на правом берегу Москвы-реки, близ устья речки Коломенки, в пяти километрах от впадения Москвы-реки в Оку.

Некогда Коломна была третьим по значению городом Рязанского княжества после самой Рязани и Пронска. Через Коломну шел самый короткий путь из Рязани во Владимир на Клязьме. Здесь, на северной границе Рязанского княжества не раз стояли войска великих князей Владимирских, стремившихся подчинить своей власти буйных рязанских князей.

Беспощадное время уничтожило свидетельства старины. Ранняя история Коломны весьма туманна. Точная дата ее основания неизвестна. Равным образом нет ясности и относительно того, была ли Коломна самостоятельным уделом Рязанского княжества. Наконец, спорными являются и дата включения Коломны в состав Московского княжества, и обстоятельства этого события.

Важную, но не вполне понятную роль в истории Коломны сыграл «монгольский фактор». Существует мнение, согласно которому «город находился под монгольской юрисдикцией еще в XIII веке и, видимо, до времени правления Ивана Калиты передавался в качестве наследственного владения крупной феодальной золотоордынской семьи, наделенной баскаческими функциями» (149, 41).

С уверенностью можно сказать лишь одно: для овладения Коломной московские князья использовали обман, коварство и произвол, что позволяло рязанским князьям вплоть до 80-х годов XIV века оспаривать этот город у потомков Ивана Калиты.

Овладев городом, москвичи спешно принялись за его укрепление. Для такого важного дела людей и денег не жалели. Построенная московскими Даниловичами дерево-земляная крепость была в 4–5 раз больше прежней, «рязанской». Новый коломенский Кремль занимал площадь 20–22 га. Он превосходил Московский Кремль Ивана Калиты (19 га) и лишь немногим уступал белокаменной московской крепости Дмитрия Донского (23 га) (232, 233). Около 1330 года Иван Калита дополнительно укрепил новую коломенскую крепость (232, 231). Примечательно, что он занялся этим раньше, чем обновил Московский Кремль (1339 год).

Коломна была южными воротами Руси. Город жил в постоянном движении и быстро рос (232, 229). Здесь многое начиналось и многое заканчивалось. К воротам Коломны Великая степь приносила торговые караваны и табуны лошадей, свирепые ордынские «рати» и грозную чуму. Отсюда во все стороны расходились водные и сухопутные дороги. Из Коломны начинался основной — Окско-Волжский — водный путь в Орду. Отсюда же направлялись в Царьград. Для этого в районе Переволоки (современный Волгоград) нужно было с Волги перебраться на Дон и далее — в Черное море. Раскрытая на все стороны, Коломна стояла на каком-то бесприютном перекрестке людей и времен.

Опираясь на Коломну, московские князья начали тихую, но настойчивую экспансию в рязанские земли. Их главной целью были волости по левому берегу Оки. Только овладев этими территориями, москвичи могли приступить к созданию единой оборонительной линии по Оке, позднее получившей название Берега. Кроме того, эти земли отличались плодородием. Рязань была житницей Москвы.

Понятно, что московская экспансия вызвала сопротивление местных правителей. Они ждали удобного момента, чтобы нанести ответный удар и отбросить москвичей вглубь страны.

«Ситуация на московско-рязанском пограничье резко обострилась в 50-х гг. XIV в., — пишет современный исследователь. — На рязанском столе в это время оказался энергичный и очень молодой Олег Иванович, который, воспользовавшись смертью от чумы Симеона Гордого, начал борьбу за возвращение утерянных земель. В 1353 г. рязанцы захватили центр волости Лопасни и пленили находившегося там наместника» (231, 100). При участии ордынского посла состоялось московско-рязанское размежевание земель. Москвичи вернули Лопасню, но взамен вынуждены были отдать рязанцам некоторые пограничные волости, которые те считали своими.

Примечательно, что в период правления Ивана Красного опальные бояре отъезжали из Москвы именно в Рязань. Здесь их ждал теплый прием.

Попытки Олега Рязанского вернуть Коломну в состав своих владений продолжались до 1385 года, когда благодаря посредничеству Сергия Радонежского старая вражда сменилась прочным династическим союзом Москвы и Рязани.

С московско-рязанскими властными и территориальными спорами было связано и создание митрополитом Феогностом Коломенской епархии. Этого требовала сама конфликтная ситуация. Региону нужен был авторитетный и опытный миротворец. В обязанности епископа традиционно входила миротворческая и посредническая миссия. Но помимо лицевой стороны этого вопроса существовала и «изнанка». Митрополит Феогност имел большой опыт взаимовыгодного сотрудничества с домом Ивана Калиты. Неофициально, но вполне реально новый владыка должен был представлять интересы Москвы.

Относительно политических симпатий и деятельности первого коломенского владыки Афанасия достоверно известно следующее. 13 марта 1353 года вместе с владимирским владыкой Алексеем и епископом Афанасием Волынским он присутствовал на похоронах умершего за два дня перед тем митрополита Феогноста (45, 98). Очевидно, что всех трех иерархов это печальное событие застало в Москве. Там они находились и 26 апреля 1353 года, в день кончины великого князя Семена Гордого. В том же составе эти три иерарха выступили свидетелями его духовной грамоты (8, 13). Судя по всему, и на Пасху 24 марта 1353 года они также были в Москве — весенняя распутица не допускала стремительных переездов из Коломны в Москву и обратно. Что касается Афанасия Волынского, то он постоянно жил в Москве (позднее — в Переяславле Залесском) в качестве своего рода «политического эмигранта» и одновременно — викарного епископа (от латинского vicarious — заместитель), помощника престарелого и больного Феогноста. Владыка Алексей — будущий митрополит — также имел в Москве постоянную резиденцию и был лишь титульным епископом. Но что делал здесь Афанасий Коломенский? Очевидно, он также был викарным епископом и по большей части жил в Москве, выполняя разного рода поручения митрополита Феогноста. Являясь полноправным членом сообщества русских иерархов, викарный епископ был весьма полезной фигурой для митрополита (или его наместника) в разного рода церковно-политических интригах.