Тропа барса - Петр Катериничев

— Эй, давайте завтракать! — весело сказала Наташа, появляясь в дверях кухни.

— Мама, ну вот, опять! Как только папа начинает рассказывать, ты сразу мешаешь!

— Он дорасскажет потом.

— Всегда все — потом! Я уже не маленькая!

— Ну а раз не маленькая, то живо — за стол. Тем более, что утреннюю рыбалку дружно .проспали все.

— Зато сказку не проспали, — резонно заметила девочка. — А купаться тоже пойдем, ладно?

— Ага.

— Или в лес лучше?

— А вот за завтраком и решим.

— Хорошо. — Аля послушно встала и направилась на крохотную веранду, где располагалась кухня.

— А ты? — спросила Наташа мужа.

— Я через минутку…

— Егоров… — покачала она головой. — Я Альку воспитываю-воспитываю, а ты…

— Наташ, я правда на секундочку… — Володя щелкнул тумблером телевизора. — Нужно же мне узнать, что в стране творится?!

— По телевизору ты узнаешь, как же…

— А это смотря как глядеть. Наташа пожала плечами:

— Только недолго, ладно?

— Ладно.

Допотопный черно-белый «Рекорд» загудел, потом экран засветился белым, и по этой снежной пелене равномерно побежали всполохи помех.

«Трудовые коллективы по всей стране выразили единодушную поддержку Государственному комитету по чрезвычайным ситуациям, — услышал он голос дикторши. — Наш корреспондент передает из Кемерова…»

Изображение прояснилось, но всполохи продолжали идти едва заметно, чередуясь через равные промежутки.

Егоров застыл на месте. Встал, неслышными шагами подошел к телеприемнику, стукнул по боковой стенке. Весь экран мгновенно покрыла сеть помех.

— Ну и долго ты будешь слушать эту бодягу?! Алька без тебя есть наотрез отказывается! — Наташа стремительно вошла в комнату. Егоров обернулся к жене.

Она собиралась еще что-то сказать, но, увидев его глаза, тоже замерла. Мужчина выразительно обвел глазами потолок и стены и приложил указательный палец к губам.

* * *

19 августа 1991 года, 10 часов 43 минуты

Выстрела Мазин не услышал. Его никто не услышал. Большой Резо просто-напросто замер вдруг и мешком рухнул на пол.

Боевики попытались было выхватить оружие, но тихие хлопки выстрелов защелкали часто-часто, один за другим люди падали на багровый ворс ковра, сраженные наповал.

— Восемь, — насвистывая нечто веселое, по лесенке из комнаты второго этажа спускался черноволосый молодой человек. Вернее, не совсем молодой, но то, что сорока ему еще не было, Мазин мог поручиться. В обеих руках было зажато по тупорылому бесшумному пистолету.

Молодой человек легко подошел к столу, налил себе коньяку в широкий стакан, вдохнул, зажмурившись, аромат и медленно, смакуя, выпил.

— А знает толк эта шантрапа в напитках, а, генерал? — весело спросил он Мазина.

— Что это у вас за развеселый наряд?

— Кто вы? — спросил Мазин.

— Вы, Никита Григорьевич, можете называть меня Маэстро.

Дверь открылась, на пороге появился совершенно бесцветный и безрадостный субъект неопределенного возраста и столь неприметной наружности, что назвать его «серым» было бы лестью. — Чисто, — уныло и безразлично констатировал он.

— Сколько? — деловито заинтересовался Маэстро.

— Шестеро. Четверо во дворе, двое — в подвале.

— Итого… — Маэстро поднял глаза к потолку и стал похож на старую картинку из учебника «Устный счет». — Итого, если с водителем и тем придурком, что маячил за воротами, — шестнадцать. Это все?

— Это все, — как эхо повторил неприметный.

— Ты прав: детский сад. Так это и есть хваленая, организованная преступность? У меня полное впечатление, что просто приказа не было… А, генерал? Да, забыл представить: мой, э-э-э… коллега, собрат, так сказать, по профессии, Кай.

Помните «Снежную королеву»? Вот он как раз оттуда. Молчалив, как айсберг, и холоден, как арктический бриз, если таковые, конечно, бывают в природе.

— Вы оказали мне услугу…

— Если это так можно назвать, Никита Григорьевич.

— Вот именно. Вы из…

— Естественно.

— Вас не смутит, если поинтересуюсь, из чьей епархии?

— Не смутит. Тем более, что я не отвечу. Да вы и сами понимаете, что вопрос ваш против правил.

— А это все — по правилам? — обвел глазами Никита Григорьевич комнату. — Американский боевик, а не особняк в Подмосковье…

— Боюсь, если процесс пойдет в том же направлении, в каком имеет место быть, такая картинка через пяток лет станет настолько банальной даже для обывателя, что… А правила… Никита Григорьевич, вы же прекрасно знаете наши правила: можешь — делай. Кстати, вы знаете, что это за особняк?

Мазин чуть помедлил, словно прикидывая, стоит ли отвечать откровенно:

— Нет.

— Закрытый санаторий минкульта. С прошлого года на ремонте.

— Судя по отделке, ремонт успешно завершен.

— Угу. Ас сегодняшнего дня — и съемщики здание освободили.

— Полагаете, навсегда?

— Уверен, Никита Григорьевич, уверен. Люди суеверны: даже при всех выгодах места они не станут его обживать заново после такого… А уголовники суеверны втройне.

— Вы хоть знаете, кого завалили… э-э-э…

— Маэстро.

— Маэстро? — завершил вопрос Мазин.

— Бандитов, — пожал плечами тот.

— Не вполне так. Это, — Мазин указал на Большого Резо, — один из крупнейших авторитетов воровской Москвы.

— Был… — лениво обронил Маэстро.

— У вас есть родственники? Знаете, Маэстро, это слишком даже для нашей конторы.

— Вы читали Орлова?

— Кого?

— Орлова. Роман «Альтист Данилов»?

— Не довелось.

— Напрасно. Весьма познавательная вещица. Так вот, там был один герой, Кармадон.

Естественно, демон. У него был довольно самоуверенный девиз: «Ничто не слишком».

К чему я? Такой девиз мог бы украсить штаб-квартиру любой секретной службы, нет?

— Может быть. Но ведь вы же не демон, Маэстро…

— Как знать, дорогой Никита Григорьевич, как знать. Маэстро вынул пачку сигарет, предложил Мазину.

— Благодарю… — отозвался тот. — Я предпочитаю папиросы.

— Чего нет, того нет.

— Я не спрашиваю, что вы собираетесь предпринять дальше, но полагаю, вы не запретите мне переодеться? — Мазин окинул себя взглядом. — В этом наряде отдыхающего я чувствую себя… — Он замолчал на мгновение. — Если, конечно, это не помешает вашим планам относительно меня.