Взлет и падение ДОДО - Николь Галланд

Поначалу мы брали из прошлого преимущественно ведьм. Эржебет, к нашему удивлению, не бросила нас, как только у нее появилась смена. Нет, теперь Эржебет вела себя как Клеопатра, ясно давая понять (и новым ведьмам, и нам), что она – альфа-ведьма. Новые ведьмы мало что знали про двадцать первый век и реальные цели ДОДО, а мы толком не понимали, как себя с ними вести. Эржебет оставалась такой же стервозой надменной особой, но, по сути, стала мамочкой вещих сестричек. У Фрэнка с Ребеккой все они уже не помещались, так что ДОДО приобрел большой старый дом в другом районе Кембриджа и нашпиговал его всяческими «жучками», камерами и сигнализацией. Теперь там было своего рода общежитие для Эржебет и ее подопечных. Микроавтобусы с тонированными стеклами возили ведьм с работы и на работу. Они были из разных мест и разных эпох, но в выборе одежды по большей части следовали советам Эржебет.

Еще у нас постепенно набирался контингент современных ведьм. Эржебет их чуяла и запросто могла, остановив незнакомку на Массачусетс-авеню, сообщить той о ее латентных способностях – к полному отчаянию всех, отвечающих за режим секретности. Большинство с возмущением проходили мимо, очень немногие откликались положительно. В таком случае я или Ребекка (в зависимости от того, кто в тот день сопровождал Эржебет) немедленно переводили все в шутку; за это время приставленный к нам БЕДИКОП (наша версия Секретной службы) незаметно фотографировал женщину и отправлял электронный снимок для опознания и проверки анкетных данных. Если начальство давало добро, БЕДИКОП отыгрывал назад наши слова про шутку и приглашал обнаруженную ведьму на собеседование – для начала не в саму штаб-квартиру ДОДО, а в здание по соседству. В ту пору в ДОДО было только три современные ведьмы (сейчас – около восьми). Первой стала Джулия Ли, гобоистка-приколистка с татуированными бровями из «Апостольского кафе». Очевидно, Эржебет сразу ее вычислила, но никому об этом не говорила, пока не сочла нужным. Второй была Таня Вакесса Вашингтон, секретарша из муниципалитета и частая посетительница «Апостольского кафе».

Третьей – Ребекка Ист-Ода.

Она долго не сдавалась на уговоры и, думаю, согласилась больше для поддержки дорогого Фрэнку проекта, чем по собственной охоте. Тем не менее она была страшно довольна собой, когда первый раз превратила яблоко в апельсин. И при своем конгрегационалистском прилежании училась быстро. Эржебет каждый день занималась с ними в ОДЕКе, выказывая нехарактерные терпение и доброту. Она учила их азам колдовства, но дело продвигалось медленно. Они выросли в обществе, из которого магия исчезла более полутора веков назад, и нужные для колдовства способности у них практически атрофировались. Эржебет как-то сказала мне с глазу на глаз, что даже Джулии, самой из них талантливой, предстоит учиться не один год, прежде чем она сможет перенести дейца в ВиМН с более или менее приемлемой точностью.

Наш бюджет в те годы был практически неограниченным в значительной мере благодаря многочисленным вариациям гамбита с Массачусетской Псалтирью. Мы добывали картины, антиквариат, ценности самого разного рода и превращали их в деньги. У нас с Тристаном были на сей счет предубеждения этического свойства, однако решали не мы, а доктор Блевинс. Банк Фуггеров иногда вставлял нам палки в колеса, иногда помогал, руководствуясь какими-то своими неведомыми планами. Постепенно сделалось ясно, что доктор Корнелиус Рудж, который участвовал в проекте с самого начала, тесно связан с Фуггерами и, по сути, является их человеком.

Однако не обманывайся, читатель, добыча сокровищ не была теперь главной целью ДОДО.

Фринк и Блевинс преследовали архицель (интересно, если мои записки когда-нибудь увидят свет, покажется это словцо невозможным или старомодным?). Об этой цели я могу только гадать. Не знаю даже, когда она у них появилась – в самом начале проекта или в те годы, когда ДОДО был в зените своей мощи? Лишь в последние несколько недель у меня появились догадки об этих истинных мотивах. Эти догадки я изложу по возможности кратко, ибо от долгого письма рука болит как сволочь пренеприятно. Попутно мне придется объяснить, что произошло в Константинопольском ВиМНе.

У ДОДО было несколько театров действий. Первым и самым большим стал Константинополь-1200; именно им в основном занимались мы с Тристаном.

Официальное обоснование наших операций состояло в следующем.

В период наивысшего расцвета ДОДО существовали субъекты международной политики, вызывающие особую обеспокоенность нашего правительства. В их число входили Россия, Китай и некоторые нехорошие элементы на Ближнем Востоке.

Задачей ДОДО было добиться, чтобы Россия и Китай не стали геополитическими друганами близкими союзниками. Мы делали это исподволь, ретроактивно отдаляя историческую душу России от Греко-православной церкви и приближая к Римско-католической, начиная примерно со времен Четвертого крестового похода.

Четвертый крестовый поход был

полнейшим бардаком

водевильной комедией ошибок

трагической сагой с элементами фарса. Крестоносцы так и не добрались до Святой земли. Вместо этого они – католики из Восточной Европы – вторглись в христианскую Византийскую империю и разграбили Константинополь.

Эффект домино от этого события в истории – поучительный урок о причинах и следствиях, и к нему я вернусь позже, если останется время и рука будет меньше болеть. В данном случае важны итоги. С помощью хронотрона и дейцев – шпионов и док, которые служили нам глазами и ушами, мы запланировали длинную серию взаимосвязанных ДЭЛОВ. Каждое по отдельности казалось безобидным – украсть вилы в уральском поселке, выкопать траншею в городе Задаре, перенести спящую собаку из одной будапештской лачуги в другую на расстояние пятидесяти футов. Вместе все эти мелкие изменения смещали квантовую реальность в желаемую для нас сторону: чтобы католицизм распространил свое влияние на бо́льшую часть христианского мира, а православие – на меньшую.

Неограниченное распространение католицизма стало бы катастрофой и для колонизации Северной Америки, и для развития науки, так что каждое его усиление на восточном фланге надо было уравновесить ослаблением на северо-западном, чтобы сохранить в Европе напряженность, которая станет причиной Реформации. Это тоже рассказ для другого раза, но важно отметить, что тут требовалось пособничество влиятельных банкирских семей, в частности Фуггеров. Грайне в своих постсдвиговых обстоятельствах оказалась косвенно связана с этим семейством и разнообразными способами помогла привлечь на нашу сторону тогдашнее поколение Фуггеров, а дальше традиция помогать нам передавалась от отца к сыну. Как я недавно убедилась на своей шкуре, у Грайне были собственные резоны сдружиться с Фуггерами, но это я уже забегаю вперед.

Вернемся к архицели или, точнее, к тому, что Фринк и Блевинс выдавали за свою архицель.

Поскольку именно падение Константинополя в 1204-м позволило католицизму продвинуться так далеко на восток, наши ДЭЛА были в основном направлены на то, чтобы включать маленькие цепные реакции, ручейки, которые сольются в реке Четвертого крестового похода.