Распутин. Вера, власть и закат Романовых - Дуглас Смит

В донесениях агентов отмечены также частые походы Распутина в бани с женщинами, и сам Распутин это свободно признавал – в отличие от общения с проститутками. Георгий Сазонов, с женой которого Распутин часто бывал в банях, однажды спросил его, правдивы ли эти истории. «Распутин ответил утвердительно и прибавил, что и государю известно… я не вдвоем хожу, а… компанией… и объяснил, что величайшим грехом он считает гордыню. Светские барыни, несомненно, преисполнены этой гордыни… и для того, чтобы сбить эту гордыню, нужно их унизить, заставить их с грязным мужиком пойти в баню… Мне, человеку, глубоко знающему народную душу, это показалось понятным, но я попросил Распутина этого более не делать. Он дал мне слово»38.

Ходил ли Распутин в бани с женщинами ради секса? Вполне возможно. Но если и так, то он в этом был не одинок. Великий князь Константин Константинович (К.Р.), тайный гомосексуалист, имевший жену и девять детей, любил выискивать мужчин в банях, приглашая их в отдельные кабинеты для анонимного секса39. В доме Константина тоже была парная баня, где он часто заставлял молодых мужчин заниматься с ним сексом. Судя по дневнику великого князя, чувства партнеров его мало волновали. Особенно нравились ему мужчины низкого социального положения, в чем нет ничего нового: на протяжении веков русские дворяне пользовались своими крепостными, мужчинами и женщинами, ради собственного физического наслаждения. Это считалось их законным правом. Но когда роли менялись, все воспринималось совершенно иначе – вот почему Распутин вызывал такое раздражение. Простой крестьянин ласкал (и даже больше) аристократок прямо в столичных салонах. Такое нарушение порядка вещей вызывало ярость, являлось признаком социального краха. Враги Распутина совершенно не замечали тех социальных предубеждений, которые формировали их отношение к его связям с женщинами.

Многострадальная жена Распутина никогда не жаловалась на поведение мужа. Аарон Симанович, один из секретарей Распутина, полагал, что супруги прекрасно ладили в течение всего своего брака. Прасковья никогда не ревновала и не злилась на мужа, даже когда он лапал других женщин у нее на глазах. Она принимала все как должное. Таким был ее муж. «Он может делать что хочет, – говорила она Симановичу. – У него хватает для всех»40. Художница Теодора Краруп относилась к Распутину с глубоким уважением. Она утверждала, что он никогда не вел себя по отношению к ней неуважительно. Она хорошо знала Прасковью и считала ее «простой и тихой крестьянской женщиной, чье бытие и отношение к жизни не именилось в необычных обстоятельствах» жизни ее мужа. По мнению Краруп, преследовавшие Распутина женщины порой становились ему в тягость. Впрочем, чаще всего он не имел ничего против41.

У Распутина действительно для всех хватало – это не вызывает сомнений. Но проистекало ли это из жажды наслаждений или имело какие-то другие основания? Чтобы доказать злонамеренность и развратность Распутина, Феофан показал императору исповедь Хионии Берладской. И в ней содержалось нечто удивительное. Распутин заставил Хионию возлечь с собой, как подобало только жене. Она спросила, нет ли другого способа избавиться от страстей, и он ответил, что такого способа нет. И тогда она поняла, что Распутин делает это не ради себя, что он не получает удовольствия. Он принимает на себя ее грехи, и это его долг – поступать так, пока она полностью не избавится от страстей плоти42. Действительно ли Берладская так думала? Или она просто изображала из себя жертву? Трудно сказать. Однажды Прасковья прогуливалась с женой священника в Покровском и увидела мужа в объятиях другой женщины. Жена священника была поражена, Прасковья же отнеслась к этому совершенно спокойно, сказав лишь: «Каждый должен нести свой крест, а это его крест»43.

Охранка отмечала, что после возвращения Распутина в Петроград из Москвы в конце марта 1915 года он начал много времени проводить со своим другом Алексеем Филипповым. Они готовили к печати собрание заметок о путешествии Распутина в Святую землю под названием «Мои мысли и размышления»1. (В связи с этим событием Распутин также позировал скульптору Науму Аронсону, который готовил бюст автора2.)По выходу книги Распутина Филиппов организовал у себя торжественный ужин для Распутина и ряда журналистов и писателей. Среди гостей был Василий Розанов. Он был знаком с Распутиным еще с 1906 года, когда они вместе бывали в доме Медведей. Присутствовали также литературный критик «Биржевых ведомостей» Александр Измайлов, драматург Анатолий Каменский, а также Надежда Лохвицкая из «Русского слова», более известная под псевдонимом Тэффи. Среди гостей были хозяева крупных кинематографических компаний и издательских домов, а также четыре красивых женщины «бальзаковского возраста», по выражению Измайлова. Гости собрались в квартире Филиппова в доме 18 по Садовой улице, 22 апреля примерно в 21.453.

Позже Тэффи подробно описала события того вечера4. Идея вечера принадлежала Ивану Манасевичу-Мануйлову («русскому Рокамболю»), давнему врагу Распутина, который решил сблизиться с ним. Поначалу Тэффи идти не хотела: Распутин был ей неинтересен, но в конце концов Измайлов ее уговорил. Накануне она ужинала с группой знакомых. Над камином в столовой она увидела плакат: «Здесь о Распутине не говорят». Подобные плакаты ей уже доводилось видеть и в других домах, но ей хотелось поговорить о Распутине, встреча с которым предстояла на следующий день. Поэтому Тэффи решила нарушить правила и громко и отчетливо прочла плакат: «Здесь о Рас-пу-ти-не не го-во-рят». Попытка завязать разговор не удалась. Никто не последовал ее примеру. Позже, когда гости уже покинули столовую, к Тэффи подошла юная фрейлина Е. и стала рассказывать ей о своем знакомстве с Распутиным. Е. встречалась с Распутиным при дворе два или три раза. Она была очарована этим человеком, от его взгляда у нее начиналось «страшное сердцебиение». Он настойчиво приглашал ее навестить его, но она не осмелилась. Говоря о Распутине, Е. пришла в состояние возбуждения. Все это показалось Тэффи странным и непонятным.

Когда Тэффи приехала к Филиппову, гости уже сидели в небольшой прокуренной комнате. Для этого визита Тэффи, по просьбе Розанова, выбрала самый красивый наряд и украшения. Она походила на светскую даму, а не на писательницу – ей нужно было не испугать Распутина в обществе журналистов. (По-видимому, Филиппов не был полностью честен с ним относительно состава гостей.) Распутин уже приехал. На нем был черный суконный русский кафтан и фирменные высокие блестящие сапоги. Как и все остальные, Тэффи сразу же обратила внимание на его глаза. Они блестели так сильно, что она даже не поняла, какого они цвета. Распутин показался ей нервным и возбужденным. Он вглядывался в каждого из гостей, пытаясь понять их отношение. Потом он начал говорить «парадными», по выражению Тэффи, словами: