Ответ империи - Олег Измеров

– Да. В одной из дружественных стран, скажем так.

Здесь легко недосказывать, еще раз пришло в голову Виктору. Народ привык к тому, что есть вещи, о которых спрашивать нельзя. Если человек говорит «в одной из стран», то, с понтом, нельзя спрашивать в какой. А иногда и без понта.

– Вы там с интернетом не работали? Вы же вроде компьютерщик?

– Да. Правда, скорость маленькая. Пятьдесят шесть ка.

«Интересно, для нее это маленькая скорость или?..»

– Скажите, а что там говорят в их бордах, когда доллар лопнет?

– У вас сбережения в долларах?

– Смеетесь… У нас все знают, что когда доллар начнет лопаться, Клинтон начнет войну. И все их правозащитники, пацифисты будут «за». Потому что им страшно потерять деньги. Там-то государство о них не позаботится.

– Ну, правозащитники, что правозащитники… Советский народ войны не допустит.

– Вы в это действительно верите?

– Да. Теперь, когда я столько увидел здесь и понял… извините, это звучит как газетный штамп…

– Ничего. Спасибо. Если вы так говорите, наверное, это так.

– Ну что, собственно, я… Я же не политик, не этот, не президент СССР.

– Со стороны виднее. Спасибо. Заходите к нам…

Виктор поставил поднос на столик у окна. За тюлевой занавеской алели граммофонные трубы цветов филлокактуса. На стеклах вновь повисли капли. «Во черт, хоть бы прекратился. Надо бы перед сном прошвырнуться куда-нибудь, воздухом подышать».

Пить горячий, наваристый бульон из чашечки было немного непривычно. Последний раз он так его пил на лыжных соревнованиях лет двадцать назад; был ветер, все здорово перемерзли, и он немного боялся, что жир застынет в озябшем теле. Хлопал полог палатки, где на столе быстро каменели бутерброды с колбасой и салом, а потом Федька Дралев достал «Сибирскую», и все как-то быстро адаптировались…

– Извините, не занято?

К его столику подошли двое в легких смесовых куртках. Один из них, лет тридцати пяти, высокий, белобрысый, был в очках с прозрачной оправой с узкими стеклами, другой потемнее. На подносах пельмени со сметаной, кофе и булочки. Виктор оглянулся: все остальные столики были свободны.

«Почему именно за этот? И кто это? Из КГБ? Слишком уж неестественно. Они бы сели за другой и наблюдали. Тогда кто? Похищение? Или из ОПГ? Штыра имел какие-то связи? Что делать?»

– Да пожалуйста, – ответил он, – столик ничем не лучше и не хуже других.

– Да это верно, – объяснил белобрысый, – просто мы обычно за этот столик садимся.

– А, тогда понятно. Тогда извините, не знал, а то бы за другой сел.

– Ну что вы, что вы! Это мы вас, наверное, стесняем?

Виктор пожал плечами:

– Нет, конечно, не стесняете. Столик большой, системных ресурсов хватит.

– Тоже из ГК РЭП?

«ГК РЭП… Это было на вывеске «Кремния». Что-то из хайтека?»

– Почти. Из «Коннекта».

– У-у, слышали. В «цветнике», стало быть? А мы из «Союза». Это на Отрадной. Там микрорайон теперь за линией расширяют, в Октябрьском, там посуше. А пока временно здесь в социалке, ближе не нашлось.

– Дом далек, зато комплекс нормалек, – вставил другой, – в Октябрьском тоже по новому проекту и социалки и многоквартирные. Завод много строит. Вы, случаем, не электронщик?

– Нет, – ответил Виктор, аккуратно разделывая блин вилкой на отдельные полоски, – я постановщик.

– О! Слышь, Волоха, а Желнин говорил, что ему постановщиков треба. Вот как цифровые АТС подкинули… Не пойдете к нам? Я, если надо, с Желниным поговорю.

– Большое спасибо. Знаете, я подумаю. Все время дергаться с места на место – это тоже так как-то…

– Не, ну не матрас, конечно, с кондачка никто так не решает. А я в триста восьмой, если что, стучитесь.

Через полминуты мужики – одного из них, как уже понял читатель, звали Владимиром, а второй оказался Павлом – оживленно обсуждали между собой производственные вопросы, поглощая пельмени в фоновом режиме. Собственно, еда их мало интересовала. Примерно так, как в «Операции «Ы» Шурик и Лида ели сосиски, готовясь к экзаменам.

«Не потому ли еда советских времен кажется многим такой вкусной, что за нею думали о другом? – размышлял Виктор. – Читали, говорили о работе и последнем матче с чехами, ломали голову над вариантом компоновки и о том, как из обрезков создать стильный, ни на что не похожий кухонный буфет? А те, которые ни о чем не думали, ели и плевались?»

Впрочем, блинчики в буфете были очень даже вполне и, в отличие от того, что порой продают в замороженном виде в нашей торговле, походили на подрумяненные аэростаты, раздутые аппетитной массой творога; их ломтики дышали ароматным паром и сами просились, чтобы их отведали.

– Слышь, чего… А я все-таки нашел, отчего кроссплата на «Соже ноль три» сдыхала.

Эти слова высокого блондина были обращены к Павлу; тот разом издал возглас «И чего?» и словно стал на паузу с открытым ртом; на вилке в его руке замер вывалянный в сметане пельмень, не донесенный до места назначения.

– Вот этот тридцать второй кондюк, что возле радиатора, – и тут рука Владимира, как плоттер, заскользила над его тарелкой по невидимым проводникам, – усыхает, но не дуется. Поэтому снаружи не видно. Выпаиваю, меряю, – ан емкость-то меньше девяти вместо двадцати двух. Новый ставлю (и тут вилка Владимира опустилась на пельмень, как деталь в отверстия платы), и все, опять генерит.

Вилка описала привычную траекторию, отправив в рот заждавшееся кулинарное изделие. Павел, очнувшись, поспешил довести до конца операцию со своим.

– Не, ты погоди, – возразил он, – а как же тогда у Зарифова считали? Модель нагрева?

– Ну плоский жгут там должен быть в одном месте, а по конфигурации вэ-второй его кладут ближе к АЛУ[23]. Ну иначе там не подлезть к разъему СПП[24], а когда терму по рассыпухе считали, это еще не знали, насчет монтажа. Надо экран ставить и отклонять поток на жалюзи…

«Они этим живут», – подумал Виктор, слушая этот разговор, понятный постороннему не больше, чем средневековое парижское арго. Когда-то и он этим жил, это было в конце восьмидесятых, и в буфете возле корпуса КБ, поедая камбалу в тесте – почему-то тот буфет запомнился Виктору среди других столовок того же спрятанного в соснах промышленного гиганта именно камбалой в тесте, – они точно так же забывали обо всем, рассказывая о режимах микросхем и профилограмме ведущего вала после полировки. Они этим жили. Все кончилось внезапно, словно их переместили даже не в иное время, а вовсе на другую планету, по цехам и отделам гулял страх, и все начали сразу как-то сторониться друг друга, и начинаемые по старой привычке разговоры быстро переходили на вопрос, сколько в этом месяце выдадут и выдадут ли вообще. Здесь еще сохранялось движение, но завод внутри себя уже умер, ибо существовал раньше на этой самой общей энергии тысяч людей, готовых забывать обо всем на свете ради пульсации его многочисленных кровеносных сосудов. Жить стало нечем, да и не на что; и тогда Виктор решил полностью перейти в область, с которой он был давно знаком, но которая до того момента была как бы в тени его деятельности, и все его достижения в ней были порождены целями основной работы. Он решил стать айтишником.