Джандо - Роман Канушкин

Чье присутствие?! Чье присутствие здесь может ощущаться? Профессор Ким поднял руки к голове — вот шлем, а он просто просматривает что-то вроде кинофильма. Кто здесь может быть? Это такая же дикая мысль, как и предположение, что внутри вашего «я» может ощущаться чье-то присутствие… Потом Профессор Ким опустил руки: иногда можно пройти сквозь экран кинофильма. Или, например, сквозь зеркало. А что тут такого? Повисший в небе шар приблизился. Он совсем рядом, плывет к Профессору Киму. Похожий на полую модель Земли или какой-то другой планеты — весь в сетке меридианов. Большой детский мяч. Только не прыгает, а плавно приближается. Большой детский мяч. А сейчас начал разворачиваться. Ну наверное, это все-таки не мяч. Скорее всего это лицо. Живое лицо, нанесенное на сетку меридианов. И вот что интересно: Профессор Ким знает, чье это лицо. Он уже видел этого милого мальчика. Он видел, как что-то белое тускло светилось из-под век мальчика, выглядывающего из-за спины Робкопа, как чем-то белым переливались его глаза, большие глаза, только в них не было зрачков… А потом в газете «Московский комсомолец» в рубрике «Срочно в номер» появилась заметка: «Пятеро московских школьников нарвались на молнию». Да-да, сказал себе Профессор Ким, я видел этого мальчика. А сейчас шар с сеткой меридианов медленно поворачивался. Его лицо поворачивалось. Потому что оно искало тебя. И ты тоже можешь нарваться на молнию. Если сейчас посмотришь в эти глаза… Стоп! Там, с другой стороны, Артур… И копье. Профессор Ким протянул вперед руку в электронной перчатке, а лицо продолжало поворачиваться… Там, с другой стороны… И в следующую секунду у него в руке появилось копье. Шар дрогнул в воздухе и рассыпался, как разбившееся зеркало, на множество живых частиц. Он услышал игривый смех, и все растаяло.

— Ким, Ким, Ким, — пронеслось в воздухе. Совсем тихо. Как дыхание ветерка или шелест занавесок в Белой Комнате.

В это же время с другой стороны, в павильоне «Суперкомпьютерные игры», маленький, коренастый, смешной человечек, прозванный завсегдатаями Робкопом, вдруг резко поднялся из-за своего стола. Фрэнк Синатра снова пел о путниках в ночи, и в зале было полно народу. Робкоп как-то странно повел носом, затем раскрыл свой сейф. Он с грохотом высыпал на стол компакт-диски, чем немало испугал какого-то молодого человека, собирающегося расплачиваться, — в руке тот держал десятитысячную купюру.

— Я занят, — бросил Робкоп, не поднимая головы и не обращая внимания на реплику молодого человека: «Папаша, занят будешь дома…»

Он пересчитал компакт-диски с «Белой Комнатой» — вроде бы все было на месте. Потом стал раскрывать коробки. Его губы начали растягиваться в улыбке. Рука с десятитысячной купюрой медленно опустилась. Робкоп поднял голову — молодой человек сделал шаг назад. Что-то подсказало ему, что лучше сейчас уйти отсюда. Уйти как можно быстрее. Робкоп держал в руках раскрытую коробку с компакт-диском.

— Ах вот что, — проговорил Робкоп, и снова его губы скривила усмешка, так похожая на хищный оскал. — Вот оно что… интересно.

Глаза Робкопа сверкнули. Один компакт-диск был заменен. «Вольфганг Амадей Моцарт. «Волшебная флейта», — прочитал Робкоп.

— Значит — Амадеус?! — проговорил Робкоп, странно озираясь по сторонам. — Очень интересно.

Профессор Ким уже собирался пройти через Белую Дверь, как что-то остановило его. Это было бы очень просто. Это не может быть дверью, по крайней мере той Дверью, которая нужна ему. И перед глазами промелькнуло что-то, остановившее его сейчас. Очень знакомое…

После исчезновения шара окружающее опять приобрело некоторую нереальность и искусственность компьютерного изображения. И живой оставалась лишь Дверь в Белую Комнату. Профессор Ким видел, как внутри двери что-то пульсировало, волнообразно подкатывало к ее поверхности, иногда обнажая густую паутину набухших вен. Белая Дверь была наполнена чем-то жидким, живым и созревающим… Возможно, уже созревшим. И это была не та Дверь. Вовсе не та… Профессор Ким снова огляделся по сторонам — все, кроме этой дышащей двери, было имитацией, неживым компьютерным изображением. Но он видел что-то, напомнившее ему… Ведь память— НАВСЕГДА… Конечно, конечно, навсегда. Вокруг были какие-то холмы, в небе — расположение звезд, напомнившее ему… Конечно, навсегда. Яркое крыло Камила Коленкура! Вот почему он не сделал шаг в Белую Комнату. Там, в белом тумане, его ждало что-то созревающее, жидкое и живое. Это вовсе не та Дверь. Шар рассыпался на множество зеркальных осколков, но Профессор Ким уже понял, что он у цели, у точки, где пересекались все линии. Вот что было знакомым в очертании этих холмов. Горы… Далекое Эфиопское нагорье. Тот, кто свяжет Маленькие Истории и Большие Истории, сможет замкнуть круг. Конечно же, Дора, по крайней мере он попытается. И ты абсолютно права— эти истории очень похожи. И при всем желании эту схожесть очень трудно утаить.

Точка, где пересекаются линии… Профессор Ким нашел то, что ему было нужно. Расположение звезд и очертания… Яркое крыло! Пылающая африканская ночь с гроздьями звезд, здесь всего лишь слабо мерцающими: это были очертания пещеры Камила Коленкура. Здесь, внутри компьютера, он узнал очертания пещеры, где сходились все линии.

— Я нашел Дверь, — проговорил Профессор Ким. — Как бы ее ни маскировали, она находится здесь. Белая Комната… Только мы воспользуемся не парадным, а служебным входом. — Потом он сделал знак Артуру. Условный знак, известный лишь им троим, — то, что осталось от когда-то могущественной организации, детской игры. Так приветствовали друг друга члены Ордена Белых Рыцарей.

Профессор Ким подождал еще некоторое время, он почувствовал, как забилось его сердце. На мгновение что-то сотворилось из воздуха, волна любви… И дыхание собаки.

— Ральф? — удивленно позвал Профессор Ким, чувствуя прикосновение к своей руке. Пес лизнул его? Сновидение?

Но уже все прошло. Ощущение, словно вас будят, вырывая из сна, прошло.

— Я нашел Дверь, — прошептал Профессор Ким. — И уже на ее пороге бродят сновидения… Это прикосновение…

Профессор Ким не стал об этом больше думать. Он лишь еще раз повторил приветствие Ордена Белых Рыцарей и пошел на встречу, отложенную пять лет назад. И, переступая порог двери — вход в пещеру Камила Коленкура, — он опять вспомнил о пылающей африканской ночи, о Луне, атакующей Землю, и о… странном прикосновении, которое он только что ощутил. Профессор Ким так и не узнал, что это Артур коснулся его свободной руки, давая понять, что видел их условный знак. Потому что в этот момент он находился уже очень далеко от Артура.

В эту же секунду пылающая молния зажглась в глазах Робкопа.

— Очень интересно, — повторил он.

А потом произошло нечто, повергшее окружающих в шок. Уже значительно позже те, кто уцелеет после этой истории и сохранит способность здраво рассуждать, расскажут, что Робкоп как-то странно понюхал воздух, а потом… сквозь кожу его лица проступил сначала еле заметный шрам, и Робкоп проговорил что-то вроде:

— Я вижу их…

А затем очень быстро шрам, пересекающий все его лицо, начал набухать, пока Робкоп поводил носом, и вдруг лопнул, превратившись в страшную рану. Но он уже двинулся к выходу, и некая юная особа, столкнувшаяся с ним в дверях, была уверена, что Робкопа поранили ножом, хотя крови она не видела. Вроде бы вслед за Робкопом устремились еще двое: крупный долговязый мальчик и какой-то дед, прилично одетый, аккуратный дед с испитым лицом. И как только они ушли, что-то странное случилось со стенами.