На пути Орды - Андрей Горюнов

– Наверное, видел. Но ты запомни: меньше знаешь, крепче спишь…

* * *

– На. Амулет, – сказала Антипиха, вручая Коле амулет в виде сердца. – Повесь его на шею. Встанешь завтра в полночь, в полнолуние, недалеко от Берестихи у Старого Дуба, что на берегу Гремячихи. И ровно в полночь сожмешь амулет, думая о сыне.

– И я увижу сына?

– Нет, – качнула головой Антипиха. – Ты улетишь к сыну!

* * *

Олена с Колей стояли у подножия Старого Дуба… Ярко светила Луна.

– Еще три минуты, – взглянув на часы и вздохнув, сказал Коля.

– Ну… Кланяйся там… Сыну привет от меня… И жене…

– Жены нет. Я разведен…

– Что это значит?

– Это значит, что мы разошлись с женой, – она живет сама по себе, я – сам по себе…

– Ты ее бросил…

– Нет. Она меня бросила.

– Тебя?! Бросила?!

– Конечно.

– Как?! Мужа бросить?!? Не понимаю!

– Во-первых, жизнь беспокойная… Все время у меня командировки, заброски, учения… Ну вот как только что… Или вроде… Жизнь трещину дала… Потом побольше… Потом уж поняли, – раз нет любви… Что ж? И нищета ее, конечно достала… Тоже ведь не последнее…

– Нищета?! Не знаю такого слова… Бедность, ты хочешь сказать? – догадалась Олена.

– Ага. Бедность. Ну сколько получает старший лейтенант?.. Я полтора года копил, чтобы матери своей в деревне корову купить… Так и не купил пока.

– У нас корова есть!

– Пять коз, козел и пять покосов, знаю.

– И что ж она, жена твоя, – сына бросила?

– Нет. Алешка сам так захотел: останусь с папой. И остался.

– И вы с женой не видитесь?

– Зачем? Он вышла замуж за крутого. За быка.

– За быка?!

– Ну, такого, знаешь, – му-у-у-у! Башмак с шестисотым…

– Не поняла я: бык? А башмак – это что?

– Ну, я хотел сказать, что он безбашенный, напрочь отвязанный.

– Бык?

– Отморозок. Но бабок много! Под миллион.

– Миллион бабок? Мать отца, мать матери и ихние сестры? Миллион старух? Тысяча тысяч? Больше, чем у Батыя коней?

– Я не успею все объяснить тебе, милая. Ты просто верь мне. Бабки – это не старухи. Это для многих цель жизни, – вот. Ну, для козлов, сама понимаешь… – он помолчал. – А что? Жизнь кипит.

– Но это ж грех! С быком, с башмаком, с козлами! Вы ж с ней перед Богом повенчены!

– Нет! Мы в загсе расписались, а потом отписались, – и все!

– Вы не стояли перед алтарем? В церкви, перед лицом Бога всемогущего?

– Да нет же, я ж сказал: мы не венчались!

– Так, значит, ты и не был никогда женат, – по нашему-то!

– Что по-вашему, что по-нашему, – я совершенно свободный человек!

– Но ведь… – не выдержав, Олена заплакала…

– Не плачь. Лучше спой мне на прощание одну из песен той самой Рагнеды.

– Нельзя! Этого делать нельзя!

– Почему?

– Если спою, ты здесь навеки со мной останешься, все, что я захочу, сделаешь, – закусив губу, Олена отрицательно качнула головой. – Нельзя!

Будильник на ручных часах Николая засвиристел…

– Прощай, Олена! Не рви мне сердце!

Олена покачнулась, теряя силы… Коля начал сжимать амулет:

– Прощай, Олена! Всю жизнь тебя буду любить! – он сильно сжал амулет и растаял в воздухе.

Олена, рыдая, рухнула на корни Старого Дуба…

* * *

В церквушке Берестихи служили всенощную – поминая Колю добром:

– …И благослови, Всевышний, путь его, – Николая, Спасителя нашего, – и освяти все разборки его грядущие, – с потрохами, гнильем, отморозками, плесенью, с гибэдэдэшниками лютыми… И да сгинет злая Беспредельщина…

* * *

Стремительно неслись струи безвременья… И вдруг их бег замедлился, затормозился… Сразу стало трудно дышать… Струи вдруг побежали в другую сторону, – назад, убыстряясь… Коля вздохнул полной грудью… Струи опять начали замедляться. Опять навалилось удушье…

Вперед, остановка. Назад. Остановка. Коля понял – случилось непоправимое. Смерть от удушья в поводьях безвременья…

* * *

В туманных поводьях белесых ночных облаков над лесом бежала полная луна…

Глядя на нее, Антипиха шептала вполголоса:

Сквозь волнистые туманы

Пробирается Луна…

На печальные поляны

Льет печальный свет она…

– Ну? – за спиной Антипихи появился Игнач.

– Я сделала все, как ты просил, мой Царь Лесов! – ответила Антипиха.

* * *

В церквушке Берестихи заканчивалась всенощная.

– И да воцарится на Земле под Небесами высокими Царство Светлое, Неотстойное, Беспонтовое, Безбазарное!

* * *

– Он там застрял – в безвременье! – сказал Игнач, глядя на свой, точно такой же амулет, как и у Коли. – Туда-сюда, туда-сюда… Он задохнется!

– А я тут ни при чем, – ответила Антипиха. – Я ему ясно сказала: сожмешь амулет, думая о сыне.

– Он думал не только о сыне… Но и о…

– Понятно!.. Но так не бывает, Царь. Либо – туда, либо – сюда!

* * *

Рядом с Колей, погибавшим в безвременье, внезапно нарисовался Игнач.

– Сожми еще раз амулет! Ты плохо его там сжал! И плохо думал…

– Не смог хорошо… Я… Нажал ради сына!

– Понятно! Нельзя – и туда и сюда! Жми!!! Твой выбор или смерть! Жми, задохнешься! Выбор! Нет времени!

Стараясь думать только о сыне, Коля сжал амулет изо всех сил. Последнее, что слышал он, срываясь с места, были затухающие в турбулентных потоках слова Игнача: «Главное, знай, запомни навечно: Миром правит Добро и Надежда!»

* * *

Коля бросился к сыну:

– Алешка!

– Папа! Что ты задержался?

– Я задержался?

– Ты ж обещал с утра вернуться из командировки! А сейчас уже шесть вечера.

– Дела, прости!

– Что за дела-то? – в голосе Алешки звучала легкая обида.

По лицу Николая пронеслась легкая поволока.

– Дела?.. Дела – у прокурора. У нас делишки. На ужин что?

– Пельмени – как всегда. Называются «Вкусные» – в кавычках, видишь?

– Ну, не домашние, – понятно.