Врата Птолемея - Джонатан Страуд

И они очутились на улицах Уайтхолла.

Они приземлились, согнув колени, готовые снова взмыть в воздух. Голова Натаниэля склонилась набок, глаза двигались из стороны в сторону, они видели все семь планов.

— О нет… — прошептал Натаниэль. «О да!!!» — воскликнул джинн.

Уайтхолл пылал. Низкие облака, висевшие над крышами, отсвечивали розовым и оранжевым; в разрывах между ними огненный свет уходил в чёрную пустоту, унизанную звездами. Здания министерств, где круглыми сутками вершились дела империи, стояли тёмные и пустые. Свет нигде не горел, уличные фонари тоже погасли. В здании к северу отсюда — министерство просвещения, что ли? — горел верхний этаж. Юркие язычки пламени выстреливали из окон, рыжие, как осенние листья. Дым уходил в небо, смешиваясь с облаками. В зданиях напротив тоже горело. Все выглядело каким-то нереальным, словно иллюзии в одной из пьес Мейкписа.

Улица была пуста, если не считать обломков, опрокинутых фонарей, статуй и — тёмных и мелких, как ошпаренные муравьи, — разбросанных человеческих тел. Тут из стеклянного фасада министерства транспорта торчал лимузин; там виднелись останки одной из монументальных скульптур («Почтение к властям») — каменные ноги, вот и всё, что осталось стоять на пьедестале. Военные памятники тоже были разбиты вдребезги, улица завалена осколками гранита. Из-за поворота улицы Уайтхолл, со стороны Трафальгарской площади, донесся глухой взрыв.

— Туда! — сказал Натаниэль.

Его ноги согнулись, распрямились, он взмыл вверх и снова опустился вниз. В высшей точке прыжка он оказывался на высоте вторых этажей. Опускаясь вниз, он едва касался земли и снова взлетал. Сапоги болтались у него на ногах.

— Знаешь, — выдохнул он, — а ведь на мне семимильные сапоги!

Ветер отнес его слова в сторону.

«Знаю, конечно. Я ведь сейчас — это ты, нравится тебе это или нет. Пока что они нам не понадобятся. Посох у тебя наготове? А то там впереди что-то творится».

Они неслись мимо памятников, мимо брошенных машин. Посреди дороги валялся труп волка, а вокруг — обрывки колючей проволоки, обломки табличек «Прохода нет» — остатки полицейского кордона. Впереди была Трафальгарская площадь. Колонна Нельсона вздымалась в ночное небо, залитая горчично-жёлтым светом. От её подножия доносились хлопки взрывов. Среди ларьков и лотков рынка для туристов метались крошечные тени. Что-то прыгало по пятам за ними.

Натаниэль остановился на краю площади. Он закусил губу.

— Оно гоняется за людьми… «Развлекается. Должно быть, думает, что она снова в Колизее…[100]Гляди-ка! Вот тот человек остался жив после Взрыва. Кое-кто из этих ребят обладает устойчивостью».

Натаниэль прикрыл глаза ладонью.

— Твои мысли разбегаются в разные стороны. Пожалуйста, думай попроще. А то я путаюсь.

«Ладно. Посох готов? Пое-ехали-и!» И не успел Натаниэль приготовиться, как его ноги устремились вперёд. Он в мгновение ока пересек улицу и очутился среди пылающих ларьков. Он мчался сквозь дым, мимо съежившейся женщины с маленьким ребенком. Прыг-скок… Впереди, у фонтана, пригнувшись, как зверь, стояло тело Клайва Дженкинса. Его глаза горели бледно-зелёным пламенем, челюсть бессильно отвисла. Руки курились жёлтым туманом.

Натаниэль в ужасе уставился на него, не без труда взял себя в руки. Он вскинул посох…

Его ноги снова сделали прыжок. Он обнаружил, что летит. За спиной раздался взрыв; по щеке хлестнуло бетонной крошкой. Он приземлился на голову статуи льва, под самой колонной.

— Ты зачем нас перенес? — крикнул он. — Я только было собрался…

«Еще секунда — и нас бы разнесло на куски. Шустрей надо быть. Наэрьян — афритша, она времени не теряет»[101].

— Слушай, прекрати, а? Мне надо сосредоточиться.

Натаниэль навел посох, приготовился…

«Ты, это, побыстрей. Она приближается. Будь у нас амулет, мы бы над ней только посмеялись. И зачем ты только отдал его Китти?.. Ну да, знаю, знаю. Ты прав. Не правда ли, трудно нормально спорить, когда можешь читать мысли друг друга? Ой-ей-ей, сюда летит Взрыв! Я сейчас отскочу».

— Так прыгай же! «Точно? Ты не против?»

— Прыгай, чёрт тебя возьми!

Из дыма появилась жутко прихрамывающая фигура. Сидевшая внутри афритша вполне овладела прямохождением, но передвигаться предпочитала не по-человечески, а на цыпочках. Вспышка золотого света разнесла статую льва пополам, но Бартимеус уже привел в действие нужные связки, пустил в ход мускулы — и Натаниэль обнаружил, что кувырнулся через голову чудовища и очутился у него на спине.

«Давай!» — сказал Бартимеус.

Натаниэль произнёс одно-единственное слово. Посох сработал. Из пентакля на его вершине вырвался луч белого света, твердый как алмаз, шириной с ладонь. Земля содрогнулась, у Натаниэля заныли зубы. Луч прошёл в нескольких футах от тела Клайва Дженкинса, ударил в колонну Нельсона и перерубил её, как спичку. Белый свет угас. Натаниэль поднял взгляд. Афритша тоже. В немом молчании колонна пошатнулась, шевельнулась и как будто начала медленно-медленно расти… А потом оказалось, что она со свистом рушится прямо на них, и Бартимеус бросил их в сторону, прямо сквозь ткань горящего ларька, на мостовую, приложившись раненым плечом. Колонна рухнула на землю, разрубив площадь надвое.

Натаниэль мгновенно очутился на ногах. Ключица отчаянно болела. В голове у него гневный голос орал: «Наводить надо как следует! В следующий раз я сам все делать буду!»

— Ничего ты не будешь! А демоница, где она? «Да уж давно сбежала, небось! На этот раз ты действительно все испортил».

— Слушай, ты!..

Но тут его внимание привлекло какое-то шевеление в нескольких метрах от него. Четыре белых лица: женщина и её детишки, прячущиеся среди прилавков. Натаниэль поднял руку.

— Всё в порядке, — сказал он, — Я волшебник…

Женщина охнула, детишки вздрогнули и плотнее прижались к ней. В голове у него прозвучал ядовитый голос: «Ну ты герой! Успокоил, нечего сказать. Может, заодно уж предложишь им перерезать глотки, чтоб два раза не ходить?»

Натаниэль выругался про себя. Но попытался улыбнуться.

— Я на вашей стороне! — сказал он. — Оставайтесь здесь. Я…

Он внезапно вскинул голову. Голос в голове: «Видишь?» Сквозь горящие обрывки ларька, в клубах пыли, поднявшихся после падения колонны, сверкнули зелёные огоньки. Он перенастроил свой взгляд — на более высоких планах было лучше видно сощуренные глаза, вороватое и дерганое шевеление в темноте. Тело Клайва Дженкинса подбиралось все ближе и ближе, от ларька к ларьку, рассчитывая застать его врасплох.