Тайный год - Михаил Гиголашвили

Досадливо прервал его:

– А вы что, славянина али росса от жида по виду отличить не можете? Глаза где у вас?

Клоп издал неопределённые звуки:

– Пф… Кхе… Псс… Так я ж его не смотрел! Это мои люди в Великих Луках разузнали задним числом. Да я в жидах не очень-то толком разбираюсь! Покойный отец всегда говорил: «Ты жидов чурайся, они, вурдалаки, кровь христианскую дюже любят, вопьются – не оторвёшь!» Ну, я и чурался. А они расплодились под разными личинами!

Со злой опаской вспоминая Шабтая, подтвердил кивком:

– Имя сменить можно, а вот с обликом что делать? Его в фальшивую бумагу не завернёшь! Могу ли я отличать их по виду? А как же, меня не проведёшь! Меня бака Ака этому учила!

Клоп заинтересованно завозился на мутаке, придавливая её задом. Сидеть по-турецки было явно невмоготу, но царь сидит – и ты сиди, не рыпайся.

– А научил бы нас, государь, как их распознавать! А то мы в Разбойной избе не очень-то в этом понимаем, а их много, ох, много завелось! Вот под Тулой третьего дня купца Ивана Лебедева остановили – больно скарб его ладно и умно уложен был, наши так не кладут. Наш мудрак накидает как попало и едет кое-как, горе сивлом запивая, а тут – нет, всё уложено с толком, складно, лепо, вервием разумно перетянуто. Ну, сразу подозрение всплыло. Проверили. А в одном из бочонков оказалось какое-то мумиё. Слыхал, нет? Наш ведун при Избе говорит, что это зело полезное семя кабарги – самцам-де во время гона самок не хватает, вот они и дрочатся о горный воск, туда своё семя спуская. Переспросили у китайцев с Торжка, те говорят, что мумиё – это соскрёб с египетских сухих трупов-мумиёв. Кто-то думает – помёт летучих мышей… Кто его знает!

И Клоп извлёк из мошны на поясе берестяной туесок с чем-то тёмным.

Резво отшатнулся:

– Господи! Убери! Возьми! Ещё не хватало! И видеть не желаю!

Клоп отложил туесок:

– Ты подожди! Мумиё – это ладно. А в золотых коробочках у того купца кал нашли!

Этого не понял, переспросил:

– В золотых коробочках – кал? Дерьмо? В коробочках? Золотых?

Клоп натужно улыбнулся:

– Да, государь, дерьмо. На кусочки разделено и высушено. Купец объяснил, что это кал какого-то святого, именем то ли далай-мама, то ли малай-дама, не упомню. В виде целебного снадобья зело ценим всем узкоглазым народом и продаваем по весьма высокой цене. Под кнутами купец показал, что он – вовсе не Лебедев, а жид Абрам Лейбеда, а подложные бумаги на Лебедева ему за мзду знакомый дьяк выписал. Вот один коробок привёз показать, а остальные, три дюжины, в прятную камору в Разбойной избе заложены, под опись…

Клоп завозился за пазухой, вытащил свёрточек, размотал тряпицу и с поклоном подал жёлтый коробок.

Оглядел коробок – сделан искусно, на витых винтах. Обнажив кинжал, надавил на металл – мягок, очень может быть, что и золото. Открыл. Там лежал сухой коричневый кусочек. Понюхал – пахнет сладко: то ли как ладан, то ли как трава емшан[146]. Надо Бомелию показать, тот должен знать.

Велел положить коробок и туесок на полку, мумиё спрятать в леднике, а кал в коробочках хранить особо:

– А ну и взаправду святыня? Вот если бы ты удостоился кал Иисуса Назорея лицезреть? Или лизать? – Сказал и растерянно умолк.

Смолчал и Клоп, недвижно не отрывал взгляда от пола, но краем глаза видел, что царь кусает губы; решил отвлечь его к прежнему разговору:

– Ты бы, государь, научил нас, тёмных, как проклятых жидов от остальных отличать, а то мы словно котята слепые при этом деле. Другой упорный жид ведь кнуты выдержит и, упоротый, пойдёт дальше оленье семя и трупные взвары продавать, а мы правды не узнаем, уши развесив, что твои нюни-растетёхи. А того лучше – роспись напиши, как их распознавать, сыскарям раздадим, чтоб присматривались и ушами не хлопали.

– А что, можно – роспись. Эй, там! Сюда! Бумагу и чернило, перо востри!

Пока Ониська, с опаской обходя Клопа, пристраивался писать – готовил перо, проверял, достаточно ли песка для посыпки, полна ли черниленка (царь не любил остановок, мог и прибить, если чернила кончались или перо ломалось), – он сидел, гладя рукой доску и раскладывая в голове поучения баки Аки, кои могли помочь разоблачать тайных выкрестов вроде Шабтая, Боруха Сидра, Абрама Лейбеды и других, имя им легион…

Видя, что Ониська готов, велел разделить бумагу на две половины, ошую написать «Росс славянский», одесную – «Жид иудейский»:

– И будешь попеременно вписывать туда говоримое. Пиши: росс светлокож и безволос на тело, а жид смуглист и волосат, даже спина и седалище обросшие. У росса череп – овал, а у жида вытянут и кверху уширен, как груша. У росса голова сидит на шее прямо, и он ею легко вертит, а у жида голова в плечи вдавлена, ибо шея коротка. У росса нос прям или уткой, а у жида нос либо тонок, крючком, либо огромен, блямбой. У росса мочка уха кругла и хорошо зрима, а у жида мочек совсем нет, а если есть, то с ухом слиты. Добавь: а сами уши заострены кверху, как у кошки. Успеваешь?

– Да, государь!

Ониська писал споро и ровно. Клоп слушал разинув рот.

– Теперь глаза… У росса глаза светлы, у жида обязательно темны, нет со светлым глазом ни одного. Жид пучеглаз или раскос, белки красны, а глаза на месте не стоят, по сторонам так и шныряют…

– Высматривает, значит, где выгоду поиметь, чем бы христианам покруче нагадить, – поддакнул Клоп.

Велел подать плошку, допил урду.

– Далее… Волосы у росса мягки и светлы, у жида же жёстки, как шерсть зверя, курчавы, как баранья шкура. Брови у росса прямы, у жида изогнуты гусеницей. Рот у росса средний и прямой, а у жида рот либо зело губаст, навыворот, либо совсем тонкогуб. Зубы у росса ровны и плотны, а у жида редки, кривы и черны от всяческих зелий. Подбородок у росса широк, а у жида узок, в грудь упирается. Улыбка у росса открытая, но дёсен никогда не видать, а у жида ухмылка кривая и при том дёсна всегда обнажены, как у собаки, если её дразнить…

– Ох, Господи, страсти, того… – не выдержал Ониська, торопясь пером за царским словом, Клоп недобро качнул головой, а царь, войдя в раж, воодушевляясь, начал рукой в воздухе обозначать:

– Росс лицом чист, а у жида оно засыпано родинками, бородавками и прочей мерзостью, чрез кою бесям куда как легко в жида впиться! У росса тулбище с плеч вниз – треуглом: плечи широки, чресла узки. А у жида – наоборот: плечи узки, а чресла широки. И ляжки толстые, как у баб. Ноги у росса длинны и прямы, а у жида кривы и коротки, стопы малы, как у детей, и притом плоскостопны, отчего жиды ходят, как росомахи!

– Спаси и помилуй! – жалобно пискнул, крестясь, Ониська.

Клоп тоже покрыл себя крестом, засмеялся:

– Ну и картинка! Загляденье! Теперь будем знать!