Королева викингов - Пол Андерсон

Ярл с трудом сдержал улыбку.

— Уступи, умоляю тебя. Это будет единственным мудрым решением. Но сначала позволь мне поговорить с ними. Я думаю, что они будут удовлетворены, если ты просто покажешь им, что не презираешь их богов. — Он тщательно подбирал слова. — Ты ведь не стал бы презирать доблестного врага, не так ли? Перед таким можно отступить, не роняя своей чести, чтобы позднее снова вступить с ним в бой. Ты позволишь мне договориться с ними?

Хокон чуть заметно кивнул.

Сигурд вышел. Хокон и Брайтнот стояли неподвижно. Никто из присутствовавших не смел пошевелиться. Только огонь пританцовывал и напевал свою негромкую песенку.

В комнате снова немного посветлело и потянуло свежестью: это Сигурд открыл дверь.

— Да, король, — сказал он, — мне удалось убедить их. Если ты съешь хотя бы несколько кусков, но выпьешь на пиру за все священные для них здравицы, они не проявят вражды.

— Да будет так! — Слова Хокона падали порознь, тяжелые, как камни. — На сей раз.

— Я… я рад, — прошептал Брайтнот.

Сигурд приподнял бровь.

— Хотя ты лишился возможности вознестись прямо в свои Небеса?

— Я хотел бы попасть туда вместе с Хоконом… с моим королем… если будет на то воля Божия… но… — Брайтнот внезапно всхлипнул. — Простите меня. Я не смогу перенести… видеть то, что будет происходить. Позвольте мне остаться одному… нам отвели домик… Позволь мне, король, помолиться о милосердии Божием.

— Это будет самое безопасное решение, — одобрил Сигурд.

Позднее король, воспитанный Ательстаном, взял в рот несколько кусочков печени жертвенной лошади и заставил себя проглотить их. Он осушал каждый кубок под здравицы в честь языческих богов, не осеняя себя крестным знамением перед этим. Никто не решался заговаривать с ним чаще, чем того требовали приличия. В зале не было обычного шумного веселья. Лишь огни в очагах все так же скакали, смеясь.

Здесь, на далеком севере, люди гораздо меньше знали, что представляет собой кровь Харальда Прекрасноволосого, чем то было ведомо южанам.

Впереди постепенно увеличивались строения Хлади. День был безоблачным. Вода в фьорде ярко сверкала под косо падавшими с запада лучами солнечного света. Воздух был настолько холодным, что от него слипались ноздри. Синие тени лежали поперек расчищенной дороги, по обеим сторонам которой возвышались снежные насыпи. Сани, в которых больше не было нужды, бросили позади вместе с вырезанными на них языческими изображениями и железными погремушками, которые должны были отпугивать злых духов. Копыта звонко цокали по утоптанному снегу. Пешие воины шли следом за едущими верхом королем Хоконом, ярлом Сигурдом, своими командирами и Брайтнотом.

— Вот мы и приехали, — сказал Сигурд, вложив в голос все веселье, на какое был способен. — Теперь нас ждет более радостная жизнь, чем в недавнее время.

— Не надолго. — Голос Хокона звучал глухо. — Я хочу быть с народом, который считал бы себя моим.

На протяжении пути на север он говорил мало и все время чувствовал себя угнетенным. Сигурд чуть заметно нахмурился, посмотрел на Брайтнота, ехавшего слева от короля — дорога как раз позволяла двигаться троим всадникам в ряд, — и задал прямой вопрос, который уже не раз готов был сорваться с его языка:

— Священник, разве ты не уговорил своего бога простить ему то, что он был вынужден сделать поневоле?

— Я исповедовал его со всем доступным мне прилежанием, ярл, — ответил Брайтнот, который и сам все время был очень немногословен и встревожен. И продолжил, обращаясь уже главным образом к королю: — Когда мы вернемся на юг, я напишу епископам в Данию и выясню, требуется ли тебе какая-нибудь дополнительная епитимья.

Он ни разу еще не говорил этого, хотя многократно повторял эту фразу в мыслях. Хокон поднялся в стременах. Изо рта у него вырвалось большое облако пара.

— В Данию? — во весь голос крикнул он. Командиры дружины, ехавшие следом, вздрогнули.

— Ни одного нет ближе… сын мой. А плавать зимой через моря… — Пухлые щеки Брайтнота под капюшоном плаща вспыхнули. — Ничего не бойся. Сокрушающееся сердце — вот самая приятная Христу жертва.

— Просить датчан… епископов Харальда Синезубого, друзей Эйриксонов…

Навстречу галопом скакал человек. Он натянул узду коня перед самыми путешественниками. Они тоже остановились. Сигурд узнал одного из тех дружинников, которых он оставил охранять Хлади на время своего отсутствия.

— Что случилось, Кетиль? — спросил он.

— Король, ярл, плохие новости, — ответил воин. — Как только мы заметили ваше приближение, я решил, что лучше всего будет поехать вперед и сразу все сказать вам.

— Ну?

— Нам доставили известие на корабле. — Даже зимой, когда ветры редко бывали попутными и погоду трудно было предсказать, сообщение по морю часто осуществлялось быстрее и легче, чем по тяжелому сухопутному пути. — Король, тебе это очень не понравится. Вскоре после того, как ты выехал сюда, четыре корабля, полных людей, прибыли в Моерр. Они сожгли все три… три твоих святилища и убили служителей.

Брайтнот безостановочно крестился.

— Церкви? — срывающимся голосом воскликнул он. — Их священники? О, всеблагой Господь!..

— Викинги в это время года? — рявкнул Сигурд.

— Нет, ярл. Они не скрывали своих имен. Это были тронды, король, во главе с их вождями Тором, Осбьёрном, Торбергом и Ормом. Тем временем, как мне удалось узнать, другие подстрекали бондов в округе против твоего Бога.

— Но они не собираются восставать, ведь правда? Сообщи им, что король участвовал в жертвоприношении!

Хокон вздохнул.

— Да, и этого уже нельзя исправить. — Он расправил плечи и заговорил так холодно, что даже воздух, казалось, остыл еще сильнее: — Нет, Сигурд, я не стану сидеть в этом змеином гнезде. Завтра же я отправлюсь домой. А в следующий раз приду в Траандло с большой силой, которой хватит на то, чтобы отплатить им за злую волю и злые деяния.

За всю долгую жизнь, которую прожил ярл, мало кому доводилось видеть его растерянным.

— Нет, господин!

— Надлежит прощать врагам своим, — подхватил Брайтнот.

— Король, это безумие угрожать им, уже не говоря о том, чтобы воевать со своими собственными норвежцами, — настаивал Сигурд. — Да еще и здесь, в Траандло. Здесь лежит сердце силы Норвегии.

— Не трать слов понапрасну, — прервал его Хокон. — Я больше не слышу тебя.

Они пришпорили лошадей и молча поехали к поселку.

Снег уже понемногу сходил с земли, но последние хлопья все еще продолжали порой сыпаться с неба. День был очень пасмурный, и видно было совсем недалеко. Неподвижный воздух давил влажностью. От стоявшего на отшибе флигеля Гуннхильд длинный дом ее сына короля Харальда и постройки вокруг него казались бесформенными темными пятнами. Королева жила в маленьком доме со стенами из бревен, проконопаченных мхом, и с дерновой крышей. Сарай и три хлева пустовали. Харальд переселил жившего здесь бонда и его семейство в другое место.