Собор. Роман о петербургском зодчем - Ирина Измайлова

Она кивнула, сама взяла из кроватки ребенка и подала ему:

– Головку только осторожнее… чтоб не запрокинулась.

Монферран, прижав к себе мальчика, долго разглядывал его, потом легонько дунул на белые пушинки, сдувая их с выпуклого сократовского лобика. Миша наморщил носик и улыбнулся.

– Ой, первый раз улыбается! – воскликнула Анна. – До сих пор не умел. А вам, вот видите, и улыбнулся.

Огюст приподнял маленькое существо к самому своему лицу, губами с великой осторожностью коснулся теплой пушистой головки и, почувствовав, что руки его задрожали, передал ребенка матери:

– На, уложи. Спать ему надо, поздно. И тебе покойной ночи.

А на другой день случилась беда.

С утра, отправляясь на строительство, Монферран велел Алексею оставаться дома, с женой.

– Ты мне сегодня нужен не будешь, – пояснил он. – Анне одной сейчас нелегко. Варя ей плохая помощница, сама почти девочка. А у меня, в конце концов, помощников достаточно. Посиди-ка дома.

Элизе он пообещал, что вернется не позже семи, и ушел.

На строительстве все было готово для подъема на верхнюю площадку очередной малой колонны. Ожидали только появления главного архитектора, помня его категорический приказ: «Без меня не поднимать!»

К Монферрану подошел один из его помощников Андре Пуатье и доложил:

– Наверху все в порядке. Проверено.

Пуатье работал на строительстве второй год. Его пристроил сюда Росси, вечный заступник всех бедствующих, после того как юноша из-за какой-то ссоры потерял работу в Петергофе. Монферран не мог отказать Росси в его просьбе.

Подъемные настилы были двухъярусные, первый ярус был пройден накануне, и архитектор с помощниками поднялись на второй, на широкий деревянный настил между верхушками пилонов.

Осмотрев колонну и узлы канатов, Огюст занял свое место у сигнального колокола.

– Август Августович, можно начинать? – донесся сверху вопрос.

По голосу Огюст узнал смотрителя работ Максима Тихоновича Салина.

Этому смотрителю он доверял. Одиннадцать лет назад его прислал на строительство Оленин, дав ему великолепную рекомендацию. Салин был из крепостных и вольную получил по приказу самого Александра Первого, до которого дошла одна из сказочных работ умельца-невольника – деревянный резной макет тринадцатикупольной церкви. Три года Салин проучился в Академии, но не смог осилить ее наук: до того ему не пришлось даже закончить приходской школы. Его направили на работу к Монферрану. Работал Салин прекрасно, был умен, ровен и не груб, а когда бывал свободен, возвращался к любимым своим резцам и деревяшкам. По просьбе архитектора он сделал модель будущего собора, великолепно разобравшись в чертежах и рисунках, и эта модель уже была подарена императором Николаем самому прусскому королю. (Царь не смог удержаться и не похвалиться как собором, так и мастером.) Ныне Максим Тихонович стал делать вторую модель, побольше размером.

– Начинаем! – отозвался Монферран на вопрос Салина.

Ударил колокол. Канаты натянулись, ствол колонны дрогнул и, перекатываясь по каткам, пополз по наклонному настилу вверх.

Когда колонна достигла середины подъема, Огюст подал двойной сигнал, приказ замедлить движение: он знал, что сейчас особенно усиливается натяжение корабельных канатов, наматывающихся на вороты.

И вот тут-то послышался сверху короткий испуганный возглас:

– Ой, батюшки, рвется!

Тотчас красная громадина наверху развернулась и с чудовищной стремительностью ринулась вниз.

– Берегись! – заорал наверху смотритель работ.

В какой-то отрезок мгновения Монферран понял, что произошло. Там, наверху, кто-то не проверил крепления канатов на воротах… Один из канатов оказался перетертым и лопнул. От рывка затем лопнули еще четыре каната, и колонна, свесившись вдоль настила, одним концом заскользила вниз. Если остальные канаты не удержат ее, она, рухнув, всей тяжестью ударит по одному из пилонов… В этот момент Огюст почти не сознавал, что как раз возле этого пилона стоит он сам.

– Левый ворот! – успел он закричать, уже видя надвигающийся на него с кошмарной быстротой гранитный срез.

Но падение колонны вдруг остановилось. Рискуя рухнуть в пролет, несколько человек рабочих на верхней площадке кинулись с разных концов к левому вороту и разом налегли на него. Три средних каната натянулись и, уравновесив среднюю часть колонны, удержали ее.

Монферран так и застыл, сжимая веревку колокола, стиснув зубы, молча вперив взгляд в застывший на настиле гранитный ствол.

«Разнесла бы полпилона, – подумал он, приходя в себя, – а меня бы – как таракана…»

Он поднял голову, чтобы поблагодарить рабочих наверху за находчивость и смелость, и тогда-то увидел, что опасность не миновала, что именно сейчас она стала смертельной: оборвавшийся канат с силой лошадиного копыта ударил по штабелю недавно поднятых наверх досок, они от удара распались, и сейчас весь штабель нависал над краем площадки, постепенно все быстрее сползая с него.

Потом Комиссия долго разбиралась, кто и почему оставил доски, предназначенные для обновления подъемных лесов, на самом краю настила и как случилось, что никто наверху не заметил их опасного расположения.

Доски, сорвавшись, кучей полетели вниз.

– Все назад! – отчаянно крикнул Монферран и сам инстинктивно отступил, но тут же понял, что все еще стоит возле самого пилона, и успел только беспомощно прикрыть обеими руками голову.

Раздался дикий грохот. Снизу вверх поднялась и облаком обволокла все серая масса пыли. Когда облако рассеялось, люди, испуганно прижавшиеся к пилонам, к краям настила, увидели, что на том месте, где стоял главный архитектор, высится груда досок и некоторые доски еще сползают на настил, скрипя и изгибаясь, будто живые.

Первым осознал происшедшее Джованни Карлони, который стоял ближе всех к Огюсту и при его возгласе «Все назад!», наоборот, ринулся к нему, чтобы оттолкнуть его от пилона. Каким-то образом, каким-то чудом доски не задели помощника архитектора…

– Август Августович! – диким голосом завопил Карлони, кидаясь к доскам и хватаясь за одну, потом за другую. – Август Августович!

– Убило ведь! – возопил кто-то из рабочих. – Батюшки, Христос Спаситель, убило! Ребятушки, да не стойте же: разбирай завал!

– Осторожнее! – закричал, подбегая к груде досок, смотритель Салин, успевший каким-то образом в минуту спуститься с верхней площадки. – Не дергайте вы доски, черти, снимайте по одной!

Рабочие сбегались к завалу отовсюду, лезли снизу, сверху, по всему строительству работа остановилась, и вот уже десятки рук, передавая друг другу доски, лихорадочно разбирали завал.

Когда открылся ствол пилона, все увидели, что главный архитектор лежит возле него, скорчившись, скрестив руки над головой… Над ним топорщился опрокинутый треножник с колоколом.