Дар дождя - Тан Тван Энг

В сопровождении партизан мы пошли быстрее. Спустившись в долину, тропа снова начала подниматься, выведя нас к утесам, где и закончилась.

– И что теперь? – пробормотал я, отгоняя от лица мух.

Кон возник прямо из твердого камня. Вход в пещеру был замаскирован изгибом скалы, похожим на завиток панциря морской улитки. Увидев меня, он улыбнулся, но, когда я начал было поклон, быстро замотал головой.

– Здесь нельзя вести себя по-японски, – предупредил он шепотом на ухо.

Мне вернули меч, и, увидев его, Кон усмехнулся:

– Ты хорошо подготовился.

Согласно прочитанным мною отчетам разведки, лагерь Белого Тигра первоначально возглавлял Йонг Кван, но прославился лагерь благодаря впечатляющему мастерству Кона в партизанском деле.

– Почему у этого лагеря твое имя? – спросил я.

Он пожал плечами, и я с болью отметил, насколько исхудал мой друг.

– Так получилось после одной из первых вылазок. Мы сожгли военную базу и отступали бегом целую ночь. К рассвету мы выдохлись и вырыли яму, чтобы спрятаться. И тут появился тигр-альбинос. Зрелище было просто поразительное, никто из нас даже не думал, что такие бывают. Тигр просто стоял и смотрел на нас, а потом исчез в деревьях, как привидение. Один из наших людей когда-то слышал мое прозвище и рассказал остальным. Они решили, что это хороший знак, и назвали отряд «Белым Тигром».

Мы вошли в пещеру. Внутри было холодно, и по стенам текла влага. Эхо капели делало темноту еще глубже. Узкий коридор расширился, и внутри скалы открылась небольшая круглая площадка, похожая на пещеру моего деда, но меньше.

– Мы готовим еду внутри, чтобы дым не выходил из расселины.

Сквозь отверстие в листве над скалой падал свет, и, когда лица сидевших в круге повернулись нам навстречу, мне показалось, что я выхожу на сцену, сопровождаемый верными огнями рампы. Запах готовившейся еды сопровождался сильным запахом помета летучих мышей. Они висели целыми гроздьями высоко в тени, похожие на странные волосатые шевелящиеся фрукты. Время от времени одна из мышей срывалась вниз и с писком взмывала вверх, перед тем как выпорхнуть в отверстие наверху.

Я насчитал человек тридцать, но в пещере было тихо. Все хранили молчание. Среди партизан были китайцы, поровну мужчин и женщин – и женщины в большинстве выглядели так же свирепо, как и мужчины, – и несколько индийцев и малайцев.

– Где Йонг Кван?

– На вылазке, убивает японцев. Мы встретимся с ним вечером.

– Здесь есть где вымыться?

Кон вывел меня из пещеры к месту, где изгиб реки образовал мелкую заводь. Я с наслаждением погрузился в воду.

– Меня послал твой отец.

Он кивнул:

– Я догадался. Как он?

– Неплохо, – солгал я.

Он недоверчиво поднял бровь. Я почувствовал печаль дорог, которыми пошли наши судьбы. Отец Кона был прав: мы оба были слишком молоды. Мне хотелось бы знать, сумеем ли мы восстановиться после войны. Или пережитый опыт искорежил нас на всю оставшуюся жизнь?

– Серьезно, что ты здесь делаешь? – спросил Кон.

– Япошки закинут вам наживку, чтобы выманить из леса. Ты слышал о Саотомэ?

Он упреждающе поднял руку:

– Расскажешь Йонг Квану сегодня вечером.

– Что он собой представляет?

– Когда-то преподавал математику в китайской школе. Возможно, прошел подготовку в Китае. Меня бы не удивило, если он и учеников пытался обратить в свою веру.

Странно, что мы говорили о собственном народе, подчеркивая непринадлежность к нему. Разве мы с Коном не были китайцами? Но общались друг с другом только на английском.

– И он полный мерзавец. Коварный и безжалостный. У меня такое чувство, будто он ввязался во все это ради чего-то еще, а не только во славу коммунизма.

Я окунулся в воду с головой и вынырнул, чувствуя себя лучше и чище. Потом вылез из реки, обсох и оделся.

– Как дела на Пенанге?

– После того как вы взорвали радарную установку, японцы казнили несколько сот человек, – сказал я, чтобы он узнал цену, заплаченную за его действия. Но тут же об этом пожалел. Вина лежала и на мне.

– Я сказал, не подумав. Прошу прощения.

Кон покачал головой:

– Я это заслужил. Тебе не нужно было приходить. Я же сказал, что мы с тобой квиты.

– Между друзьями разговоры о долгах и расплате неуместны.

Я рассказал про Танаку и роль, которая ему отводилась в ловушке, спланированной Саотомэ.

– Он и есть та наживка, на которую Саотомэ хочет тебя выманить.

Его лицо напряглось.

– Когда мы в последний раз виделись, я тебе не сказал… Уильям погиб, утонул вместе со своим кораблем. Эдвард – в трудовом лагере, а Изабель…

Я рассказал ему про Изабель, прерываясь на каждом слове, а он молча слушал.

– Знаешь, твоя тетя была права. Англичане строят планы отбить Малайю. У нас в отряде есть солдаты, которых забросили к нам на парашютах. Все готово к наступлению.

– Ты еще доверяешь англичанам после того, как они предали нас, оставив японцам? Я прочитал столько документов, которые они бросили, в спешке эвакуируясь. Вся оборона страны была в хаосе. Были даже приказы европейскому населению ночью тайно покинуть город, сесть на корабли и уплыть.

– А на кого еще нам надеяться? – спросил он с горечью в голосе.

Позади раздался шорох, и Кон схватился за нож.

Я узнал Суянь, партизанку, с которой познакомился в доме Танаки.

– Я тебя искала, – сказала она Кону.

– Мы могли тебя убить, – откликнулся он.

Она подошла к нему и поцеловала. Он оттолкнул ее.

– Хватит, мы же решили, что продолжать слишком опасно.

Она пожала плечами.

– Йонг Кван не вернется до вечера, а твой друг всегда может найти себе другое развлечение.

Она бегло взглянула на меня, и в ее глазах я увидел предостережение: не стоять у нее на пути.

Но Кон непреклонно отослал ее прочь.

– Ребенок?

Он едва заметно кивнул.

– Всю дорогу обратно она истекала кровью. И она так изменилась. Теперь она ненавидит всех и вся. Думаю, после действий акушерки Суянь потеряла больше, чем просто ребенка.

Я правда не хотел больше об этом слышать. Мне нестерпимо хотелось выбраться из леса. Он пугал меня, этот огромный, бесконечный, но ограниченный ландшафт, где было не за что зацепиться взгляду. Мне бы не удалось долго здесь продержаться, и мое уважение к Кону выросло еще больше.

До нас донеслись голоса и смех.