Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН - Александр Владимирович Пыжиков

ружьём, коня — каретой, лиры или гуслей — скрипкой, восточных министров или советников — маршалом, камергером и т. д.), что, конечно, не имеет никакого особенного значения.

XI

Разбирая былины, мы видели, как много в них заключается сходства с разными поэтическими созданиями Востока. Но эти последние очень разнообразны и принадлежат по происхождению своему разным временам, народам и местностям. Поэтому естественно, что близость и сходство наших былин с ними не могут быть одинаковы. В одних случаях этого сходства и этой близости оказывается больше, в других меньше. В каких же случаях их больше, в каких меньше?

Былины наши представляют наиболее сходства с теми восточными рассказами, которые менее древни, и притом с такими, которые мы находим у народов, по географическому положению своему ближе придвинутых к России и скорее могших иметь непосредственное с нею соприкосновение. Таким образом, русские былины больше сходятся с рассказами и подробностями буддийского времени и характера, чем с такими же времени и характера брахманского или зороастровского; они сходятся с рассказами и подробностями сибирско-татарскими, киргизскими, монгольскими и калмыцкими более, чем с рассказами индийскими и персидскими. Это вполне отчётливо можно заметить на тех былинах, которые мы имели возможность сличать за раз с целым рядом разных, разноплемённых и разновременных оригиналов. В настоящее время самое значительное число таких оригиналов было у нас в руках для былины о Садке, и что же мы тут находим? Рассказ Гаривансы о человеке, спускавшемся в море, моложе рассказа Магабгараты; рассказ Сомадевы моложе рассказа Гаривансы; рассказы легенд о Пурне и Самгхе-Ракшите моложе рассказов Сомадевы — а наша песня всего более имеет сходства именно с позднейшими из всей этой цепи рассказов: с повестью Сомадевы и двумя последними легендами. Степень сходства увеличивается, приближаясь к позднейшим пересказам, и уменьшается восходя к древнейшим. Наша былина о Дунае более приближается к рассказу Сомадевы, менее к рассказу Гаривансы и ещё менее к рассказу Магабгараты. Наша былина об Иване Гостином сыне более приближается к песне томских шоров и менее к рассказу Магабгараты. Наша былина о Ставре-боярине более приближается к алтайской песне и менее к Магабгарате. Первая половина рассказов о Потоке, которую мы до сих пор могли сличить только с рассказом Магабгараты, менее близка к этому последнему, чем вторая половина близка к монгольско-тибетской поэме "Гессер-Хан", также единственному покуда нам известному прототипу этой второй половины.

То, что мы высказали здесь относительно целых рассказов, вполне приложимо и к отдельным подробностям их. Рассмотрим же некоторые из главнейших, характернейших между ними: рассмотрение это окажет нам большую услугу, потому что подтвердит с особенною убедительностью высказанное выше общее положение и даст нам указание, где следует искать ближайших, по всей вероятности непосредственных оригиналов наших былин.

* * *

Жилища русских князей и богатырей, описываемые в наших былинах, очень мало похожи на жилища царей и богатырей в персидских и индийских поэмах. Там на каждом шагу рассказывается об огромных дворцах из золотых и серебряных кирпичей, с множеством колонн или столбов внутри, из них одни золотые или серебряные, другие изумрудные и лапис-лазулевые, с лестницами, портиками, аркадами, куполами, золотыми решётчатыми окнами и сетками из драгоценных камней в этих окнах, с балконами из хрусталя с золотом, с полами из драгоценных камней (мозаика), террасами, гаремами, барельефами, фресками, коврами, флагами на кровлях, иногда занавесами вместо стен, бассейнами и т. д. В наших былинах нет признаков подобной индийско-персидской архитектуры, и все подробности иные.

Описание архитектуры и жилищ в русских былинах состоит обыкновенно в следующем. Двор — на семи верстах; около двора — железный тын, на всякой тынянке — по маковке, по жемчужинке. Первые ворота — вальящатые, другие ворота — хрустальные, третьи ворота — оловянные. Подворотенки — серебряные (или рыбий зуб). При входе блеста позолоченная (кольцо, которым бьют в металлическую доску на воротах, чтоб дать знать о своём приходе). Терема — высокие, златоверхие или с золотыми маковками; палата — белокаменная; крыльцо — белодубовое; сени — решётчатые. Гридни — белодубовые, покрыты седым бобром, потолок чёрных лисиц; матица — вальженая, пол середа одного серебра, а иногда кирпичный. Крюки да пробои у дверей по булату злачены. Окошки — косящатые, оконницы — хрустальные или стекольчатые, причалины серебряные, обиты окошечки лисицами, куницами и дорогими соболями заморскими. Столбы в палате — деревянные, точёные, повыше рук золочёные. Хорошо в теремах изукрашено: на небе солнце, в тереме солнце, на небе месяц, в тереме месяц, на небе звёзды, в тереме звёзды, на небе заря, и в тереме заря и вся красота поднебесная.

Эти подробности сильно напоминают архитектурные описания монголо-калмыцких и тюркских поэм и песен. Тут необыкновенно часто упоминаются, во-первых, вообще дворцы с золотыми кровлями и несколькими, всего чаще пятью, золотыми главами, с серебряными стенами, внутри усеянными драгоценными камнями. Одни здания описаны как каменные и с каменными столбами, другие из сандального дерева, с деревянными позолоченными столбами. В песнях алтайских татар здания окружены семерным железным забором; в песнях сибирских киргизов говорится о золотых окнах, на которые иногда садятся прилетающие к красавице, оборотившиеся птичкой (как у нас Добрыня и Волхв Всеславьевич), её знакомые. Вообще у всех сибирских народов дом бесчисленное множество раз называется в поэмах и песнях — белым; но, кроме дома, они, кажется, и всякое строение любили называть белым, так что, например, в песнях киргизов белыми обыкновенно называются и их крепости, а у прочих сибирских племён — их замки. В поэме "Богдо-Гессер-Хан" находим следующее описание дворца или палаты, построенной 500 купцами для Гессер-Хана: "Сначала они покрыли озеро каменным помостом, потом поставили толстые столбы. Они сделали стропила из железа, рамы из свинца и вставили в каждое по хрусталю, чтоб пропускать свет. Кровлю обложили серебром и сверху золотом, а кровельные балки были сделаны из драгоценных камней, пылавших как огонь. В четырёх углах палаты, внутри, вставлены были драгоценные камни, пылавшие как огонь. Если вынуть один камень из каменного помоста, сейчас польётся святая вода в палату. Таким образом, в этой палате нельзя было нуждаться ни в освещении, ни в благоухании, ни в святой воде". Потом Гессер-Хан сам окружил всё это здание крепким