Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард

— Но вам не кажется, что это все равно что искать иголку в стоге сена? — спросил я, когда баржа отчалила от берега.

— Вовсе нет, — уверенно ответил Оккам. — Торпеда должна лежать где-то между пусковой установкой и тем местом, где мы были вчера. Нам нужно только опустить колокол и исследовать речное дно вдоль этой линии. Мы начнем у мола и пойдем дальше, пока не найдем место, где она затонула.

Баржа отплыла, гребное колесо на корме волновало воду, мы направлялись к причалу на противоположной стороне реки. Глядя поверх колеса, я смотрел на то место, откуда мы наблюдали за работой чистильщиков. Оно было помечено красным флагом, и Оккам сказал, что флаг будет служить нам маяком, после того как начнем поиски.

И вот мы погрузились сквозь темные воды на самое дно Темзы, рядом с молом, с которого была запущена торпеда. Мои ночные кошмары подготовили меня к подобному испытанию, но я изо всех сил старался не думать о том, что мы заперты в этом крошечном пространстве. Вскоре вода в отверстии у нас под ногами превратилась в отвратительно пахнувшую тину, покрывавшую дно реки. Подражая чистильщикам, Оккам взял железный прут и стал прощупывать ил. Не почувствовав сопротивления при первом погружении, он вытащил прут, отчего запах внутри колокола стал еще более тошнотворным, и снова вонзил его в ил в нескольких дюймах впереди.

Он повторил это действие, наверное, с дюжину раз, всегда с одним и тем же результатом, пока не убедился, что торпеды перед нами не было. Отложив в сторону испачканный в тине прут, Оккам взял переговорную трубку и прокричал:

— Передвиньте нас вперед на пять ярдов.

Колокол дернулся, оторвался от липкой тины, слегка накренился и потащил нас по дну. Мы болтались внутри колокола, пока он раскачивался подобно привязанному к веревке камню. Когда мы снова увязли в трясине, Оккам стал прощупывать ил, расставив ноги по краям отверстия и держась за прут обеими руками. Затем он снова выдернул его. И опять последовала инструкция переместить колокол.

— Давайте я вас подменю, — предложил я, вытягивая руку. Прут оказался довольно тяжелым, и я едва не сорвал спину, когда пытался вытащить его из тины. Но всякий раз прут возвращался к нам ни с чем, не считая покрывавшей его свежей слизи.

Мы переместились еще четыре раза, но наши старания так и не были вознаграждены. Наши находки ограничивались старым якорем, тремя бутылками, полудюжиной цепей и ночным горшком. Между тем мы пересекли почти все русло реки.

— Как думаете, мы не могли пропустить ее? Мы обыскивали очень узкий коридор, по паре дюймов влево и вправо, и действовали почти вслепую.

Колокол снова изменил положение, я чувствовал себя совершенно измотанным и ворошил ил без особого рвения. Кончик прута уперся во что-то твердое и неподвижное. Я еще раз воткнул его на расстоянии фута, действуя на этот раз осторожнее. И снова прут уперся в неподвижный твердый объект. Теперь я был уверен, что он сделан из металла. Я вытащил прут и посмотрел на моего компаньона, который не отрывал взгляда от отверстия у него под ногами. Закатав рукава, он нагнулся и опустил руки по локоть в ил.

— Есть! — крикнул Оккам, трогая невидимый предмет. — Как раз те самые размеры и форма, которые нам нужны! — Он поднял голову, его глаза стали влажными от радости. — Господи, Филиппс, мы нашли ее!

Он с трудом обмотал торпеду веревкой с обоих концов. По сигналу Оккама я взял переговорную трубку и крикнул в конус:

— Поднимайте нас, мы нашли ее!

В последний раз колокол с трудом оторвался от тины. Оккам стоял над отверстием, держа веревку, пока мы поднимались на поверхность. Мокрый колокол вытащили из воды. Оккам выпрыгнул из него прежде, чем мы опустились на платформу.

Вслед за Оккамом спустился и я.

— Выдержит? — спросил я, проследив взглядом за исчезавшей в воде веревкой.

— Сейчас мы это выясним, — ответил Оккам, поворачиваясь к крану, с которого свисала веревка.

Он махнул рукой стоявшему у крана рабочему. Тот потянул за рычаг, и двигатель ожил. Веревка натянулась, брызги полетели с нее во все стороны, как от собаки, которая отряхивается после купания. Стрела крана задрожала от напряжения, когда торпеда начала подниматься из ила. Вскоре она уже вырвалась на поверхность и стала раскачиваться и крутиться в воздухе перед нами. Хвост с винтом устремился в небо.

Мы поймали рыбу-сигару, оставалось только переместить ее на баржу. Вероятнее всего, она была безопасна, но мы не могли рисковать, поэтому осторожно взяли ее за нос и бережно опустили на палубу. По распоряжению Оккама один из членов команды облил покрытый илом корпус торпеды водой из ведра, смывая тину на палубу и обнажая новые крепкие винты и болты. Оккам сел на корточки перед торпедой и открыл крышку люка гаечным ключом. Когда внутренности торпеды были обнажены, Оккам достал несколько меньших по размеру инструментов и продолжил работу. Он ослабил гайки и болты и отделил трубки. А затем, как это иногда бывает с тяжелыми пациентами, ему пришлось применить грубую силу. Он схватился обеими руками за упрямый орган, стал тянуть и раскачивать его, пока тот наконец не сдался.

— Вот эта дьявольская штука, — сказал Оккам, передавая мне сердце и вытирая лоб мокрым рукавом. — И что бы ни случилось, вы больше не должны упустить его.

Я с трудом верил в то, что сердце снова у нас в руках. Завернув его в тряпку, я убрал нашу находку в старый, дурно пахнущий мешок — весьма позорное одеяние для такого замечательного изделия, но, возможно, оно привлекло бы к себе меньше внимания, чем шкатулка из красного дерева, в которой сердце когда-то хранилось. Оккам все еще возился с торпедой, устанавливая на место крышку, которую убрал, чтобы вытащить сердце.

Когда работа была закончена, он встал и сказал как будто в пустоту:

— Давайте сделаем одолжение человечеству, — а затем отдал быстрые распоряжения матросам.

Команда собралась вокруг неподвижно лежащего на палубе чудовища. На счет «три» матросы толкнули торпеду вперед. Послышался общий возглас, когда она сделала пол-оборота. Люди замерли, после чего Оккам снова отсчитал до трех, и они снова толкнули торпеду. Процесс повторялся несколько раз, пока торпеда не оказалась на самом краю палубы. Затем с последним толчком она перелетела через борт и упала в реку рядом с баржей. Мы все отступили назад, когда торпеда ударилась о воду. В тот же момент большой металлический цилиндр исчез под водой, навсегда вернувшись в свою подводную могилу. Оккам потер руки, показывая, что работа завершена.

Мне не стоило возвращаться в больницу, и все же я зашел туда сразу после удачного завершения нашей необычной рыбалки. Оккам поехал в кебе дальше. Он захотел, чтобы сердце осталось у меня, и, судя по всему, больше не сомневался в моей благонадежности.

Я закрыл за собой дверь кабинета, вытащил сердце из мешка и начал протирать, словно это был серебряный чайник, который я только что достал из серванта. Но в скором времени я снова оказался в проклятом машинном отделении, где играл в кошки-мышки с Оккамом, который, вероятно, тоже где-то спал в тот момент. В подобном состоянии меня и обнаружила Флоренс: я спал, положив голову на стол, даже не подозревая о ее присутствии.