Пересмешник - Алексей Юрьевич Пехов

часть дворца, отстроенная еще с помощью амнисов. Но сейчас я думал лишь о том, в чем причина столь странного приглашения, и с некоторой озабоченностью смотрел на лица проходивших мимо меня людей и лучэров. Эмоции у мужчин были одинаковыми — тревога и решительность. На лицах немногочисленных женщин я видел испуг.

Меня провели в большую, украшенную изящной лепниной приемную, где вдоль стен стояли удобные диваны. На одном из них страдал от ожидания лохматый ка-га с бирюзовой лентой через плечо, на которой висела куча медалей и знаков отличий его народа. Судя по всему, он входил в славный род мануфактурщиков, контролирующих процентов сорок территории Дымка.

Ка-га покосился на меня, перестал болтать короткими ножками и нахохлился. Минут через пятнадцать к нему подошел один из младших секретарей и предложил следовать за ним.

Я предполагал, что ждать придется долго, так что не стал нервничать и с безучастным видом принялся наблюдать за тем, как в многочисленные двери входят и выходят люди и нелюди. Еще через полчаса один из посетителей узнал меня и окликнул.

Это был дальний родственник Катарины, в былые годы мы играли с ним в вист в паре и, в общем-то, он этими играми остался доволен, заработав достаточно денег, чтобы заплатить за офицерский чин. Сейчас мой партнер по висту служил в каком-то артиллерийском полку на юге страны и, насколько я помню, по словам Кат, пытался выбить себе разрешение на перевод в одну из колоний.

Мы поприветствовали друг друга, и он поспешил поделиться радостью:

— Переводят. На Кирус!

Я сдержанно поздравил его, и военный, присев рядом, сказал:

— Весь полк. Думаю, окажемся на передовой.

— Собираетесь воевать?

— Вся страна собирается. Утром пришла военная сводка, ее уже отправили в газеты, так что никакого секрета в этом нет. Война началась!

— Плохо.

Он посмотрел на меня с жалостью, но с энтузиазмом продолжил:

— А что оставалось делать Рапгару после того, как Малозан бросил вызов?! Князь подписал указ, Палата Семи его единогласно одобрила.

— Что такого совершил Малозан?

Его улыбка тут же растеряла всякую радость:

— Наш Второй флот уничтожен. Малозанские выродки поймали их в проливе Ардэк. Поставили орудия на берегу, выход перекрыли минными полями, а в тыл ударили вражеские корабли, которые проморгала наша разведка. Береговые батареи стреляли в упор и почти сразу же уничтожили мостик «Чэры Марии-Александры» вместе с адмиралом эр’Таньей. В проливе не было возможности маневрировать, первая и вторая эскадра оказались в ловушке. Те, кто не ушел на дно, сгорели. Третья эскадра смогла организованно отойти под обстрелом и попыталась прорваться, но попала на мины. Их флагман — новейший броненосец «Пламя» — погрузился в воду меньше чем за минуту. «Светлячок» и два легких крейсера прикрывали отход миноносного и третьего броненосного отряда. Через час тяжелого боя «Светлячок» пришлось затопить. И только одному из крейсеров удалось уйти.

— Сколько мы потеряли? — глухо спросил я.

— Двадцать три корабля потоплено. Больше пяти тысяч погибших, почти семь тысяч взяты в плен. Берега Кируса остались без надежной защиты, и Малозан начал перебрасывать войска на северную часть острова. Вот такие неутешительные новости, мой друг. Ну, мне пора. Вечером грузимся в эшелоны. Будем живы, увидимся.

Мы попрощались, и он ушел.

Малозан, выжидавший все это время, нанес сокрушительный удар не только по нашей армии, но и по престижу страны. Князь не мог такое проглотить. То, о чем многие лишь говорили, то, во что многие не верили — случилось. Страна впервые за последние тридцать лет вступила в крупномасштабную войну.

Появился один из старших секретарей в парадной ливрее и пригласил меня следовать за ним. Через одну из дверей мы прошли в зал со стеклянным, похожим на чешую, потолком. Он был затоплен светом и полон отражений. Теперь по пути нам часто встречались караулы гвардейцев в алых мундирах и приплюснутых фуражках.

В одном из коридоров я столкнулся с двумя пиклями, которые, как видно, возвращались с аудиенции. Эти высокие невыразительные создания, несмотря на то, что ходили на двух ногах, очень напоминали черепах. Вытянутые лица, роговые клювы, темные, ничего не выражающие глаза, морщинистые шеи. Их округлые тела скрывали пепельные плащи из плотной, похожей на струящуюся воду, ткани, но все прекрасно знали, что под ними находится полупрозрачный черепаший панцирь, который сияет и пульсирует, когда эти существа начинают вырабатывать в себе электричество. Правая рука пикли очень похожа на человеческую, зато левая является клешней, которой позавидовали бы все морские омары. Эта штука без проблем режет листовую сталь, словно бумагу.

Они прошли мимо, даже не взглянув на нас, а секретарь что-то сказал гвардейцам возле дверей. Один из них, в чине лейтенанта, внимательно изучил браслет на моем запястье и сказал вежливо, но непреклонно:

— Нам придется обыскать вас, чэр.

— Делайте то, что нужно, офицер.

Человек благодарно кивнул, толкнул двери в зал, где под полом гудело множество генераторов, а на дальней стороне стоял еще один гвардейский пост возле установки метателя пуль.

Меня провели через сияющую желтым рамку, знакомую мне после посещения Скваген-жольца, затем поводили над одеждой каким-то неприятно-гудящим жезлом и, когда с формальностями было покончено, разрешили пройти в святая-святых — жилое крыло дворцового комплекса.

Здесь, среди прекрасных античных статуй, застыла большая хаплопелма, на боку которой был нарисован герб гвардии. Эдакое лохматое кобальтовое чудовище, взобравшееся в храм искусства и уснувшее, поразившись красотой этого места. Впрочем, впечатление, что гвардеец спит, оказалось крайне обманчивым. Когда я проходил мимо, ее хелицеры едва заметно шевельнулись.

Секретарь провел меня в следующее помещение и оставил одного, сказав:

— Подождите, пожалуйста, чэр. Вас позовут.

Я протомился еще минут сорок, слоняясь без дела в белоснежных покоях, стены которых были украшены древними географическими картами, а на полу стояла на аметистовой подставке статуя шерстирукого божка, привезенная из Магара. Здесь же висели красивые картины, иллюстрирующие природу наших колоний — начиная от бесконечных травяных прерий Еронии и заканчивая белоснежными острозубыми хребтами магарских гор.

Было видно, что эти помещения жилые — стеклянные двери выводили в уютный осенний сад, но за все время, что я здесь находился, никто не появился. На улице, между тем, посмурнело, и по стеклу поползли дождевые капли.

Дверь распахнулась, в зал вошла высокая, стройная, молодая женщина. У нее были великолепные белоснежные волосы, собранные в сложную, но вместе с тем очаровательную прическу. Длинные юбки едва слышно шелестели, пока она шла к окну. Девушка прислонилась лбом к холодному стеклу и стояла так, не двигаясь, примерно минуту.

Меня она не заметила, так как я находился