Темная сторона города - Святослав Логинов

– Чадское озеро? – Нерыдайлов задумался. – В этом что-то есть. Работай. И если Соня выйдет на связь – скажи мне.

Что Соня сегодня заявится лично, глава филиала не ожидал. Расстояние приличное, а дороги… все уже сказано. Скорее всего, она заночует в гостинице какого-нибудь районного городка, а если все же решит вернуться домой, то приедет глубокой ночью. Если возникнет что-то, достойное внимания, напишет или позвонит.

– Про озеро и правда много чего пишут, – сообщил Род. – Но с пещерой его как будто ничего не связывает, хотя они в одном районе. В основном пишут про карстовые воды, про воронку эту – вроде раньше другая была, более глубокая, но из-за взрыва забилась, про то, что озеро раньше не замерзало. Я скину ссылку. В общем, если турфирма этот природный феномен раскрутит, имеют шанс заманить публику.

– Никаких сведений по нашему профилю? Никаких затонувших городов, церквей на дне и прочего?

– По поводу… как раз наоборот. Церковь считала Чадское озеро нехорошим местом. Как раз из-за того, что не замерзало. Будто бы преисподняя прямо под ним. Есть упоминания, что когда-то у финно-угорских народов озеро почиталось, но они вообще к воде относились трепетно. Вот тут есть ссылка на какой-то труд «Культ воды у автохтонных народов Поволжья», но самой статьи в Сети нет, старая она.

– Дай-ка гляну. Ага, 18-го том «Записок Калязинского университета». У меня дома должен быть, посмотрю. А какая-то конкретика?

– Нету конкретики. Я тут пробежался по сайтам мокшан и эрзян – не упоминается Чадское озеро как место почитания.

– Не слишком бы я доверял этим сайтам. Это неоязычники, сплошная идеология возвращения к корням. К тому же мы пляшем от Палласовой пещеры, а к тому времени, когда ее открыли, то есть к концу XVIII века, население в этом регионе было полностью русским и православным. Так что вряд ли ты там найдешь что-то полезное… А по этим… Скуратовым?

– Араповым. Очень мало. Ни к Скуратовым-Бельским, ни к тем Араповым, которые косвенно к Пушкину причастны, отношения не имеют. Упоминаются в списках дворянских родов губернии с петровских времен. Есть кое-что про эту усадьбу, какие-то местные остряки сатиру про нее сочинили, мол, такое только спьяну понастроить можно. Больше ничего, сидели тихо.

– Погоди, мне вот что интересно. К добыче алебастра эти Бельские имели какое-то отношение?

– Нет. Я проверил. Земля, на которой находится пещера, принадлежала помещикам Мокшиным. Пока не случился Пугачев. То есть собственно Пугачев до наших краев не дошел, но локальные крестьянские бунты были. И тогдашнего Мокшина крепостные сожгли вместе с имением. Родни у него не было, земли отошли казне. А когда начались промышленные разработки пещеры – это уже XIX век, – землю выкупил какой-то купец Гусев… Потом сменилось еще несколько владельцев, но Бельские среди них не числятся.

– Ясно. Придется отправлять запрос в центр. Ох и впаяют нам, если выяснится, что это пустышка… – Нерыдайлов глянул на часы. – После этого поеду-ка я, пожалуй, домой. Если что, буду на связи.

– А я?

– А ты у нас числишься аналитиком, вот и анализируй…

Нерыдайлов жил один, хотя семья у него имелась – сын, невестка и внуки. В прошлое тяжкое десятилетие на преподавательскую зарплату не потянуть бы, но от родителей жены досталась в наследство однокомнатная квартира, которую сдавали внаем. С тех пор жена умерла, сын женился, а материальное благосостояние несколько улучшилось. Поэтому Нерыдайлов переехал туда сам и перевез свою библиотеку, чем поверг младшее поколение в состояние бурной радости, ибо старая квартира оказалась вдвое больше, чем они считали. А что далеко от центра города – так тут как раз удачно протянули метро.

Поэтому добрался он быстро, перекусил и снова вернулся к работе. Младшему из сотрудников Нерыдайлов лапшу на уши не вешал – он и впрямь собирался посмотреть статью по теме. Сотрудник Бюро – это диагноз, ничего не поделаешь.

Нужный том ученых записок и впрямь нашелся, и Нерыдайлов принялся за изучение.

«Поначалу не было ничего, кроме воды…» Ну и кого они этим хотели удивить? Такое представление имеется во многих религиях. А уж в наших краях, с обилием рек, ручьев и болот, – тем более. Итак, что мы имеем.

Коренное население этих краев было финно-угорским и языческим – славяне пришли сюда только в XIII веке – и, несмотря на все предпринимаемые меры по христианизации, продолжало держаться за свои традиции (тут шла дежурная цитата из Герберштейна о том, что туземцы лучше умрут, чем примут «русскую веру»).

Но что это была за вера? Казалось бы, она достаточно хорошо изучена. Демиург, которому противопоставлен бог зла и обмана, громовик, хозяин ветра – все эти фигуры встречаем мы повсеместно, от саамов и лопарей до народов Прибалтики. Жителей Поволжья выделяет лишь устойчивая вера в «матерей-покровительниц».

Эти представления сложились к эпохе Средневековья, а позже подверглись сильному влиянию ислама и христианства (бог зла обычно зовется «шайтаном», а в пантеон включен Николай-угодник).

Но мы помним – вначале не было ничего, кроме воды…

Самые ранние свидетельства доказывают: изначально автохтонные племена придерживались матриархата, и верования их были связаны не с небесной, традиционно патриархальной сферой, а со стихией водной, женской. Повсеместно почитались богини водоемов и рек, главной из которой была Равава, богиня великой реки Ра, позже ставшей именоваться Волгой. «Миродержцами» считались рыбы или водяные змеи, именно они несли ответственность за соблюдение порядка в мире. Даже в позднейших преданиях с почтением и уважением говорится об ине-гуй, великой змее, обитающей в болотах или озерах. Ине-гуй силой заставляет охотников отказаться от своего ремесла, каковое традиционно оседлыми племенами Поволжья считалось недостойным, и обращает их к земледельчеству (возможно, отголосок инициационного обряда, когда юноша-охотник, в качестве полноправного члена общины, получал право обрабатывать землю).

Позже, с формированием родоплеменного уклада, появляются упомянутые демиурги и громовики, а речные и озерные богини низводятся до «матерей-покровительниц». Почитание водоемов сменяется поклонением священным рощам. Характерен окрас драконоборческого мифа. Такой бытует у многих народов, но у мокша и эрзя – это драконица Сэняша или Миняша. Она грозится покарать человека за то, что он посмел черпать воду из ее озера, но некий храбрый юноша отрубает ей голову, когда она беспечно засыпает, и присваивает себе ее владения. Это все та же ине-гуй, но она уже не принимается как строгая, но мудрая наставница и хранительница устоев.

Высказывалось мнение, что в древнейшие времена почитание водоемов сопровождалось человеческими жертвоприношениями, причем, согласно фольклору, жертвами были молодые девушки. Однако в эпоху Средневековья этот обычай ушел в прошлое, даже церковные писатели, неустанно клеймившие язычников, не упоминают ни о чем подобном.

Рыба или змея в качестве священного животного сменяется или селезнем (гусем) – существом одновременно водоплавающим и связанным с небесной сферой. Именно утка или гусь, согласно чрезвычайно популярному преданию, исполняя веление демиурга, ныряет, чтоб достать со дна мировых вод землю и доставить ее на поверхность. Так своеобразно трансформируется архаичный миф о том, что «вначале не было ничего, кроме воды».