Вестники времен: Знамя над Тауэром - Андрей Мартьянов

Настало время для решительных действий. Если сейчас Годфри погибнет, крупные неприятности ждут всех. Поэтому-то, не дожидаясь подхода отряда Гисборна, сэр Мишель схватился за меч, хотя внутренний голос настойчиво твердил рыцарю, что обнажать оружие в храме — грех.

— Взять его! — рявкнула Риченда, указывая на Годфри. Архиепископская митра сползла графу Клиффорду на затылок, а лицо его было бледным и напряженным.

Гунтеру пришла в голову гениальная идея. Еще мгновение — и в церкви произойдет потасовка, так почему бы не начать ее самому? Благо сознание человека из двадцатого века не было излишне перегружено условностями и предрассудками. Стрелять в храме, конечно, нехорошо, да и пули могут срикошетить от каменных стен, а вот сделать одну неожиданную вещицу вполне можно…

Гунтер быстро шагнул в сторону от алтаря, вынимая из ножен кинжал.

Сэр Мишель был неотразим во всех смыслах данного слова. Когда самый пьяный, а оттого наиболее смелый фрисландец шагнул к Годфри, пытаясь ухватиться за его облачение и стянуть вниз, рыцарь, не размышляя, ударил наемника мечом по руке — правда, плашмя, чтобы потом не говорили, будто именно он первым начал кровопролитие — отбросил солдата пинком в сторону, а когда прочие фризы, взъярившись, кинулись на обидчика, отбил несколько ударов, и, поняв, что драться без щита неудобно, сделал следующее. На стене рядом висела довольно большая икона с изображением святого Мартина, одной рукой кормящего птичек, другой же исцеляющего прокаженного. Вид у прокаженного, между прочим, был исключительно несчастный, а птички выглядели голодными стервятниками. Похоже, святой Мартин был человеком разносторонним, и, окажись у него не две руки, а дюжина, неизвестный художник всякой нашел бы применение. Однако сегодня святой Мартин должен был послужить защитой некоему нормандскому рыцарю.

Сэр Мишель, содрав со стены икону, намотал на левую руку цепочку, на которой висело благочестивое изображение, занял свою любимую позицию для обороны — «щит» уперт в левое плечо и колено, правая рука с мечом поднята, а острие клинка направлено в лицо нападающему.

— Да благословит нас святой Мартин! — послышались слова архиепископа, разглядевшего неблагочинную уловку сэра Мишеля, с успехом отбивавшегося от четверых фризов. Успех объяснялся вот чем: во-первых, наемники несколько опешили, увидев, что именно рыцарь использует заместо щита, а, во-вторых, изрядное количество вина, едва не насильно влитое в солдат Ричендой, делало движения несколько неточными и более медленными, нежели обычно.

Свой вклад в начавшуюся драку внес и святейший архиепископ. Когда осмелевшие фрисландцы попытались схватить его, Годфри использовал алтарный крест точно секиру, благо воспитывался своим отцом не священником, а воином.

Дело борьбы за свободу Англии от хапуги-канцлера поддержал и Гунтер, несколько, правда, испугавшийся наемников с обнаженными клинками. Пока германец усердно перерезал кинжалом толстый канат, за который была привязана висящая под сводом храма тяжеленная круглая люстра, ему думалось, что брать уроки мечного боя у сэра Мишеля все равно придется — неизвестно, в какую передрягу попадешь в другой раз. Спустя минуту после начала потасовки канат был перерезан и уставленная полусгоревшими свечами люстра, диаметром не меньше трех метров, полетела вниз…

Потом было посчитано, что неожиданная идея Гунтера обошлась войску Риченды пятерыми убитыми и почти десятком покалеченных. Еще несколько толпившихся в храме наемников отделались синяками, но долго не могли выбраться из-под тяжелого литого колеса из бронзы. К вящему сожалению Гунтера, Риченда де Лоншан успела отскочить в сторону и только издала сдавленный визг, видя, что не самая худшая часть ее воинства покинула общее действо…

А во дворе тем временем тоже кипел бой. Гисборн и копья герцогских сыновей пробились во двор монастыря без потерь, тем более, что часть стоявших вокруг обители солдат констебля были истреблены внезапным залпом лучников. Рыцари Гая смели запаниковавшую от неожиданного нападения стражу у ворот, пешие лучники, повинуясь приказу командовавшего ими Джеффри Монмута, взялись за мечи и разогнали оставшихся фризов с людьми Чатемского шерифа. Нападение было настолько неожиданным, что никто из приведенных Ричендой солдат и рыцарей не сумел оказать сколь-нибудь серьезного сопротивления. Дворяне Дуврского графства, остававшиеся во дворе, едва завидев гербы Ланкастеров и Йорков, вообще сдались сразу — противник превосходил количеством, а многие дуврцы, полагая под делом ареста государственного преступника лишь легкое развлечение, не были облачены в доспех.

— Где они? — орал Гай, гарцуя на разгорячившейся лошади и суматошно озираясь. — Где Годфри и шевалье де Фармер?

Отец приор, изрядно помятый, понял, что явились посланцы принца Джона, и, кряхтя, встал с земли. Священник с момента, когда наемники, расшвыряв монахов, ворвались в церковь, сидел у стены храма и пытался молитвами унять жуткую боль в раненом мечом предплечье.

— Все там, — слабым голосом сказал приор, кивком указывая на полураскрытые двери храма. — Баронесса Крэндон повела этих нечестивцев внутрь, схватить святейшего архиепископа… Помогите ему!

И Гай, ни секунды не раздумывая, прокричал:

— Спаси нас Господи! Все за мной!

После чего ударил лошадь шпорами, заставил животное подняться по ступенькам и въехал в высокие двери. Вид был самый что ни на есть доисторически-варварский, попахивающий готскими дружинами, которые устраивали конюшни в римских храмах.

Риченде не повезло — Гисборн ворвался в храм несколько мгновений спустя после падения люстры и госпожа баронесса, избежав одной опасности, не смогла избежать второй. Гаева лошадь сшибла Риченду грудью, и дама, кубарем покатившись по полу, врезалась головой точнехонько в раку с мощами святого Мартина. Рака, стоявшая на ажурной деревянной подставке, опрокинулась, и кусочки святого посыпались прямо на застонавшую от ужаса сестру канцлера Лоншана. Возлежавший поодаль отец Теодерих, глянув на весь этот кошмар, немедленно начал бормотать интердикт в адрес Риченды. Той, впрочем, было все равно — прах святого набился в рот и нос, и леди Риченда самозабвенно расчихивала оставшуюся от святого Мартина пыль по всему храму…

Следом за Гисборном вбежал Бертран Ланкастерский и еще несколько рыцарей, среди которых можно было узнать аквитанских дворян, остававшихся с Годфри все прошедшие сутки. Де Морлен был бледен, а когда его глазам предстало зрелище царившего в помещении храма разгрома, можно было подумать, что рыцарь вот-вот упадет в обморок.

Прямо в этот момент Годфри, успевший получить несколько легких ран, сокрушил распятием еще одного фриза, и, увидев, что пришла помощь, воззвал:

— Ко мне! Скорее!

Все прекратилось, будто по мановению волшебной палочки. Фрисландские наемники, увидев, что силы противника заметно превосходят их собственные, довольно быстро опустили оружие, а сэр Мишель, прежде сопротивлявшийся яростно и самозабвенно, проткнул мечом бедро последнего из четверых наемников и только сейчас начал понимать, что именно держит в руках вместо щита. Клинки нападавших оставили на иконе глубокие выщерблины, изображение прокаженного вовсе было сбито, а благочестивое лицо святого Мартина пересекал шрам, отчего святой пастырь теперь больше походил на выпущенного с галер разбойника, впервые за много лет увидевшего живую природу.