Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов

всех. Мужики, которые потом на работе навёрстывали упущенное, выходили курить на воздух. Они болтали в облаке папиросного и сигаретного дыма, и бросали собакам пельмени, котлеты, пирожки с ливером и косточки от рагу мясного с макаронами. Столовых было штук семь, мужики ходили в ближние от работы, поэтому собакам было из чего выбирать. Котлеты кидали реже, а вот пельмени и кости — всегда и много. Поэтому разные пёсики и их подруги собирались сюда почти со всей верхней части города.

Посторонних здесь никогда не было и все друг друга знали. Собаки дружили, птицы от воробьёв до сорок жили в мире и честно делили крошки, работяги с разных предприятий здоровались, жильцы шести домов почти все знали друг друга по именам, потому, что пиво пили все. Народный, как-никак, напиток.

Приехал автозак. Отловленный уже очнулся, но понимал только то, что он есть. Где он, зачем его тащат как бревно и куда — об этом ещё не имел он сил задуматься.

— В третью камеру, — сказал сержантам Шура. — Наручники не снимать, ноги освободить можно.

Командир Лысенко Шуру сначала просто поблагодарил за службу, а потом вдобавок обнял крепко. С чувством. То, что отдел уголовного розыска обезвредил серийного убийцу, за которым шесть трупов, давало подполковнику надежду стать полковником прямо-таки в ближайшее время. За последние двадцать лет серийных маньяков в Кустанае не было. Сергей Ефимович позвонил генералу и доложил, расцветая лицом и выпрямляясь в струну. Хвалил его генерал. Видно было. Ну, и правильно делал. Сработали чётко. Потом Лысенко связался с редакцией областной газеты, да и на радио с телевидением тоже сообщил, что гражданам города можно больше не бояться маньяка. Он задержан и даёт показания.

— Вообще, честно говоря, не надо лично мне и отделу его показаний. Я-то его взял с поличным на месте преступления. Причём — он его уже совершил. Выстрелил. За дверью должен был стоять художник Салов, — Малович сел на подоконник и закинул ногу на ногу. — Что он расскажет в оправдание? Что это не он вообще там был?

И на фига нам его рассказы? Позовите криминалистов. Пусть принесут абсолютно всё со всех семи расстрелов. Все следы покушений. И то, что он пришёл убивать Салова — следствию я рапорт напишу. Пусть криминалист и с квартиры не убитого художника принесет картечь, снимки предыдущих трупов через дыры в дверях. Они есть, такие фотографии. Я мельком видел.

Пусть на бумаге подтвердят, что стрелял один человек одинаковыми патронами с одинаковой картечью из одного и того же ружья. Пробоины в стенах — тоже снимки со всех квартир. Фотографии убитых, где видно, что раны одинаковые. И образцы картечи из тел взятые, из стен, из дверей и нестреляных патронов. Вот вам патрон для криминалистов. Из него он не успел шмальнуть. С обреза пусть его пальчики склеют на липучку и его собственные отпечатки снять надо прямо сегодня.

— Мы не можем лишить его слова в свою защиту. Презумпция невиновности, — тускло произнёс командир.

— А вот следствию есть какая-то разница в том, что раз в месяц он убивал по два человека от обиды на них или из зависти? Или от ревности, или от того, что ему их фамилии так не нравятся? Что не застрелить носителей таких фамилий — грех? — Шура сделался злым и жестким. Слова будто выстреливал из нутра. — Этот ублюдок отослал на кладбище в кумачовых гробах шесть человек за три месяца. Без причин. Если убивать всех, на кого ты обиделся, то опустеет Земля через пару лет.

Обида — не причина и не смягчающее обстоятельство. Да, все покойники его раньше чему-то обучали. А он тупой и ничему не мог научиться. И его увольняли из секции или кружка. Вот вы меня с работы уволите, к примеру, а я на вас обижусь. Что, чпокнуть вас из моей «белки» двенадцатого калибра? Народа увольняют с работы тоннами. Сотнями то есть, тысячами. Кто из уволенных за последние двадцать лет застрелил за это руководителя? Нет таких случаев. А девчонку, одноклассницу, он грохнул через девять лет после школы. Он, сука, не простил, что она ему отказала. Так это со всеми происходит. Далеко не все девушки соглашаются пойти к любому и каждому. Новость необычайная, что ли? И что? Убивать за это? Так тогда девушек почти не останется. Они отказывают почти всем, а только с одним идут.

Шура замолчал и задумался.

— Пусть криминалисты просто составят грамотный отчёт по каждому убийству, приложат к каждому вещдоки и утвердят, что стрелял человек одного роста из ружья с таким то номером, с обрезанными стволами Тульского оружейного завода номер четыре, что следует из маркировки оружия и одинаковым следом удара «бойка» по капсулю. Пустых гильз криминалисты со всех убийств набрали. Образцы картечи есть от каждого выстрела и вот с этого целого патрона. Картечь одинаковая. Всё. Ничего больше не надо. Ни свидетелей, хотя я показания соседей взял на всякий случай, ни протокола его раскаяния. Он бы, мля, ещё с десяток невинных грохнул, а потом раскаялся! Пусть бог его прощает. Есть он или нет его… Да найдётся. У буржуев ведь есть. Значит можно его найти и прощения попросить. А уголовный кодекс — не Бог. Он таких козлов не прощает.

— Убедил, — шлепнул по столу ладошкой командир. — Тут истину искать смысла нет. Он же не охотник на дичь. А убитые им — хорошие люди. И не война сейчас, где шестерых вооруженных врагов убить — доблесть.

Прошло три дня и Лысенко вызвал Маловича, и Тихонова. Криминалисты отчёт принесли, вещдоки, куски картечи из разных квартир и фотографии.

Посидели всей группой пару часов, разобрали всё по деталям.

— Я пишу рапорт-заключение и передаю следакам, — потёр руки Лысенко. — А они пусть с него показания на допросе снимают, пусть он им в своё оправдание объяснительную пишет. Мы свою работу сделали и сегодня же я доложу о задержании серийного убийцы генералу.

Посидели так еще минут пять и разошлись.

— Пошли, Шура, в «Колос», — сказал Тихонов. — Надо напиться.

— Идём, — согласился Малович. — Напиться надо. Тошно что-то.

На следующий день на работу к Александру Павловичу приходили по очереди художник Салов и мастер резьбы по дереву Петренко. Благодарили. Жали руки и обнимали. Было приятно. Люди живыми остались. А могли сегодня уже в морге лежать. Лысенко предложил обоим оперативникам новое задание. Кто-то вот прямо сейчас на мосту