Будда - Александр Николаевич Сенкевич

светлые верхушки деревьев, успокоившиеся обитатели леса и Мукалинда, принявший образ благовоспитанного юноши и почтительно ему поклонившийся[350].

Будда подумал: необходимо во что бы то ни стало найти своих пятерых спутников, этих упорхнувших от него в негодовании рассерженных бхикшу. Но прежде он собирался посетить Араду Каламу и Удраку Рамапутру и рассказать им о своем открытии. С того времени, как он достиг Пробуждения, прошло немало времени. Пора было уходить из Урувилвы.

Идя по дороге в сторону Раджагрихи, он встретил молодого нагого аскета из джайнов. (В. П. Андросов относит его к адживикам.) Аскета звали Упага (палийский вариант: Упака), он происходил из варны брахманов. Они были когда-то знакомы. Он рассказал Будде Шакьямуни о смерти его первых учителей — Арады Каламы и Удраки Рамапутры. Упака обратил внимание на безмятежный вид Сиддхартхи, на его сияющие счастьем глаза.

Приведу разговор между ними, как он передан в предании. Гаутама Будда объяснил Упаке, в чем причина происшедшей в нем перемены, которая благоприятно отразилась на его внешности: «Я достиг освобождения через растворение своего „я“. Мое тело укрощено, мой ум свободен от желаний. А глубочайшая истина обитает в моем сердце. Я достиг нирваны, и в этом причина того, что я излучаю безмятежность, а мои глаза сияют от счастья. Сейчас я хочу основать царство истины на Земле, чтобы дать свет тем, кто погружен во тьму, и чтобы открыть врата бессмертия». Существует еще другой перевод последних слов в приведенном мною отрывке, более образный: «…в этом мире слепых буду бить в барабан Бессмертия». Упака, зная Сиддхартху как ученика Арады Каламы и Удраки Рамапутры, можно предположить, удивился такому смелому заявлению и в свою очередь вежливо спросил: «Значит, друг, ты утверждаешь, что стал джиной (санскр. — победитель) — превзошедшим мир, совершенным и святым?» Он неспроста употребил в нарицательном значении слово «джина». Ведь Джиной называли его лидера Нигантху Натапуту — основателя джайнизма и джайнской философии. Ответ Гаутамы Будды Упаке был точным, логичным и вежливым: «Джины — это все те, кто превзошел свое „я“ и страсти „я“, лишь они одни — победители, контролирующие свой ум и отказывающиеся от зла. Поэтому, Упака, я — джина».

На этом их разговор закончился. Упака, бросив на ходу: «Пусть будет так, о друг, — и добавив: — Путь твой лежит вон туда»[351], пошел дальше, куда шел.

Излишне говорить о том, что Будда вряд ли в своих проповедях, а тем более в разговорах с товарищами по шраманскому движению прибегал к «высокому штилю». Надо учесть тот очевидный факт, что разговор с Упакой не шел на санскрите и что мы располагаем преданием, священным для буддистов. Отсюда такая торжественность приведенного диалога. Предположительно, они общались на языке, на котором говорили жители Урувилвы.

В. П. Андросов подчеркивает, что самореклама была чужда Будде Шакьямуни, особенно не терпел он «яканье», ведь одна из главных целей его Учения — «избавление от привязанностей к собственному Я, от гордыни»[352].

От Упаки Первоучитель узнал, что его бывшие товарищи и соседи, аскеты, живут и медитируют в Ишипатане, (санкр. — Ришипатан, место святых мудрецов) неподалеку от Каши (Варанаси).

Ишипатаном, или Ришипатаном, назывался в те времена дремучий лес, расположенный в десяти километрах от Варанаси (Бенарес). Его избрали варанасские риши местом для медитации, аскетических подвигов и духовных практик. Известно также другое название этого места — Мригадая, Олений заповедник, или Олений парк. Когда-то некий правитель Варанаси объявил эту местность заповедником для оленей. В массовую литературу о буддизме место первой проповеди Гаутамы Будды вошло под названием Олений парк. Теперь это предместье Варанаси называется Сарнатхом.

После смерти Арады Каламы и Удраки Рамапутры идти в сторону Раджагрихи Будде Шакьямуни уже не было смысла. Он направился на север в сторону Ганги, тем более что река Неранджара текла туда же. Она впадает в эту великую реку. Ему предстояло идти до Варанаси больше 240 километров.

В пути его застал ливень. Начался сезон дождей. Он едва добрел до Ишипатаны, пригорода священного города Варанаси. От центра города до Оленьего парка идти пешком и быстрым шагом три часа, не больше.

Вся территория на севере от Ганги, где обосновались пять аскетов, сбежавших от Гаутамы Будды, напомню еще раз, входила в состав Магадхи. Она была передана в качестве приданого Бимбисаре, женившегося на сестре Прасенаджита, царя Кошалы.

Когда Гаутама Будда подходил к ашраму своих старых приятелей, состоявшим из нескольких шалашей, дождь внезапно прекратился и появилось солнце. Первым Будду заметил Ассаджи. Он тут же оповестил остальных. Как только они увидели своего прежнего кумира, входившего в Олений парк, одновременно вскочили на ноги и приветствовали его, как дети учителя. Хотя еще минуту назад собирались встретить его чем-нибудь обидным и колким. По крайней мере, такое у них было дерзкое намерение. Но вдруг смутились и притихли. Шло от Первоучителя что-то такое, что словами не передашь, умиротворяющее и благожелательное. Улыбчивый и открытый, он стоял перед ними. Вот как убедительно восстановил эту встречу по буддийским преданиям Тик Нат Хан: «Каждый его шаг был исполнен редкостной духовной силы. Аскеты увидели сияющие глаза Сиддхартхи и передумали унижать его. Конданна подбежал к Сиддхартхе и взял у него чашу для подаяния. Маханама налил в нее воду, чтобы Сиддхартха мог омыть руки и ноги. Бхадия принес скамью, чтобы Сиддхартха сел. Ваппа схватил пальмовые листья и начал обмахивать ими Сиддхартху. Растерявшийся Ассаджи отступил в сторону»[353].

Будда Шакьямуни внимательно оглядел всех притихших и удивленных его появлением прежних сотоварищей и объявил им, что все-таки нашел путь к освобождению, но только пришел к нему не через аскетические подвиги, а другим, не столь истязательным путем.

Тут Конданна, который предрек Сиддхартхе при его рождении великое будущее, все же сорвался и закричал, что быть такого не может, раз тот ел рис, пил молоко и общался с мирянами не как их духовный наставник, а как обычный человек.

Один-единственный аргумент со стороны Будды Шакьямуни убедил аскетов прослушать первую проповедь Первоучителя, в которой он кратко изложил суть своей доктрины — Дхармы. Он спросил своих товарищей, обманывал ли он их когда-нибудь. Что на это они могли ответить? Только подтвердить его исключительную честность.

Будда Шакьямуни в первый раз повернул Колесо Закона — Дхармы, произнес свою первую проповедь. Я приведу ее здесь в переводе Валерия Павловича Андросова. На мой взгляд, это лучший из всех имеющихся в моем распоряжении переводов, поскольку он точно передает содержание и отражает по стилю и ритму колорит того давнего времени:

«О нищенствующие подвижники духа, существуют две крайности, к коим не нужно приближаться тому, кто решил удалиться от мира.

Какие две?

Одна —