Хундертауэр - Сергей Чичин

— Застынь! — просипел генерал беспомощно — сам не понял, к какому из двух чудищ обратился, но замерли оба. Хастреду этого хватило, чтобы потянуть топор на себя. Решетка скрипнула и качнулась, перегораживая коридор. Паук, однако, в это время решил перейти на ознакомление с миром гоблинским контактным методом и рванулся навстречу неприятностям бодрым галопом застоявшегося плотоядного. Тяжеленная туша врезалась в решетку, заставив ее захлопнуться и заходить ходуном с тонким дребезгом. Книжник упорхнул далеко назад с поистине воинской прытью, на ходу пробурчав что-то вроде «пост сдал». Хайн же, будучи простым, лишенным предрассудков парнем, одним прыжком добрался до решетки и сплеча шарахнул по ней кистенем. Тяжеленные гири филигранно вписались между прутьями решетки и, раскроив пауку жвалы, послали его в полет кувырком к тому самому огромному блюду в центре зала. Туша исторгла из препятствия легкий монотонный гул и, сочно ляпнувшись на каменный пол под ним, заскрежетала бесконечными суставчатыми лапами, делая попытки подняться на них.

— Запри решетку! — рявкнул Хастред из безопасного отдаления.

— Щас! Сперва добью!

— Успеешь добить, делай что сказано! — прикрикнул генерал, сам сунулся к решетке, замкнул ею коридор и наскоро набросил крюк. Пока этим занимался, разглядел в глубине комнаты разбросанные по полу черепа, пару чахлых коконов, свисающих с потолка на толстых, как корабельная пенька, паутинных нитях… Похоже, эту зверушку гномы голодом не морят. Для чего, интересно, такую мразь завели? Никогда за гномами не водилось славы лихих зоологов, чтоб предположить, что так просто, за красивые глаза! Хотя глаза и впрямь красивые — громадные, составленные из сотен крошечных ромбиков, переливающиеся в темноте множеством бликующих оттенков — от самого тусклого до пронзительно желтого… Кто тут сказал, что гоблины не ценят красоты?!

Обладатель красивых глаз собрался наконец в хоть сколько-то целую кучу и рванул на сближение с дерущейся решеткой во второй раз.

— Да пошел ты, гзурий потрох! — завопил генерал, стряхивая наваждение, и попятился, давая Хайну место для замаха. — Вали насекомую!

Хайн развернулся и хватил паука через решетку вторично. На этот раз одна из гирь гулко звякнула о прут решетки, прогнув его внутрь, но две остальных снова достали монстра. Под одной из них лопнул и обратился в кровавую кашу глаз. Паук ответил клацанием разбитыми жвалами, задрал, насколько сумел, головогрудь и запустил в ячейки решетки пару длиннющих, покрытых жесткими шерстинками лап. Хайна этим смутить не удалось — первую же ходулю он переломил, шарахнув рукоятью кистеня, а за вторую ухватился, дернул на себя, развернувшись при этом и выбросив ногу в притиснутое к решетке тело чудища. Подбитый железом сапог с такой силой врезался в белесое паучье тело, что швырнул его назад; суставы лапы, крепко сжатой ручищами гоблина, затрещали и не выдержали. Паук вторично укатился к поставленному на попа блюдцу, срывая по пути свои паутинные гардины и оставив свою извивающуюся ходулю в мертвой хватке Хайна.

— Трофей! — возрадовался верзила, потрясая извивающейся лапой.

— Брось каку! — буркнул генерал. — Вот дите малое, чесслово! Чему учили дома?

— Тому и учили, — смутился Хайн, послушно пропихнул ходулю обрывком между прутьями и швырнул в сторону бывшего владельца. — Всем племенем. Чтоб, значит, достоин был отца, воина, равного которому под небом не видели…

— Да уж, такое не больно-то уродится у всякого грамотного, — генерал пихнул локтем приключившегося под боком Хастреда. — Понял, в чем сила, брат?

— В движении, — признал книжник. — И во вращении. А что?

Паук снова подхватился и, припадая на отсутствующую конечность, опять поволокся к решетке. Хайн подобрал кистень, с уважением потряс головой.

— То ли упорный, то ли просто тупой. Можно, я к нему зайду?

— Вечно вы, гоблины, устроите развлекалово на ровном месте, — сурово уязвил компанию Кижинга, дотоле смирно стоявший позади всех, опершись на свое копье. — Чем вам, скажите, помешала эта смиренная гадость?

— Она ж бросается! — изумился Хайн.

— Ты б тоже бросался, если б в морду дали и ногу отчекрыжили. Эх, изверги…

Протолкнулся между Панком и Хастредом, развернул на ходу копье, вытек из-за плеча Хайна и метнул копье сквозь решетку. Увесистый снаряд встретил набирающую разгон тушу на лету и просадил ее насквозь, вывалив зеленоватые хлюпающие ленты кишок. Паука это не остановило, зато остановил очередной выверенный до точки взмах хайнова кистеня. На этот раз гоблин ударил под углом, и тварь швырнуло не прямо назад, а через комнату наискось. В полете туша сорвала несколько пыльных паутинных полотен, закуталась в них, как в одеяла, и исчезла из виду в темном дальнем углу. Скрежет и щелчки не стихли, но и обратно паук не вернулся; вонь же, источаемая его вскрытым брюхом, оказалась настолько отвратительной, что Кижинга сморщил не только нос, но и забрало. Хайну, однако, нипочем оказалось даже зловоние — он притиснул шлем к решетке и вгляделся в темноту.

— Надо все-таки добить, — рассудил он. — Чего зверушке мучаться?

— Может, еще перевоспитается, — предположил Хастред. Уяснив для себя, что паук не так уж и страшен, если рядом с тобой северный берсерк и южный паладин, книжник совершенно к нему охладел. Развернулся, чтобы покинуть коридор — и не поверил своим глазам, завидев в его конце гнома. Тот как раз осторожно и в высшей степени бесшумно пересекал коридор, ступая на носочках и всячески стараясь не привлечь внимания собравшихся в нем. Обряжен гном был в аскетичную хламиду, а на пузе у него на цепи висел массивный холисимвол Гулга. Верховный жрец был так озабочен тем, чтобы двигаться тихо, что даже головой вертеть не рисковал, опасаясь вызвать скрип пораженных ревматизмом позвонков.

— Стой, борода! — взревел Хастред, едва ли не впервые в жизни ощущая себя истинным гоблином. — Попался!

Гном ойкнул, развернулся в нему и, вымахнув вперед короткую ручонку, спустил на гоблинов давно заготовленное любимое заклинание сна, а сам, уже не скрываясь, рванул со всех ног наутек, в сторону той самой двери, которую так любезно отпер недавно Чумп.

Хастред успел уже сорваться с места, когда заклинание шарахнуло его, подобно очень пыльному мешку с мукой, враз погрузив в странный мир, заполненный взвесью слепящих блесток. Каменный пол подземелья ушел из-под ног, распахнулась роскошная бездна сна, а рядом, испытывая то же самое и не успев даже заклокотать от бессильной ярости — второй раз на те же грабли! — обмяк и осел генерал…

Из блаженного мира сновидений, увиденного еще только одним глазом, обоих гоблинов вышибли тяжеленные, для любого другого существа смертоносные, оплеухи латными кижингиными рукавицами — с обеих рук сразу. Мощи заклинания на орка не хватило: вся она ушла на преодоление природного сопротивления двух горных гоблинов, хотя хумансов от нее бы полегло не меньше дюжины. Как истинный сын Йаха, Кижинга не признавал таких тонких и деликатных методов, как контр-заклинания. Всякое заклинание, которое не испепеляет жертву на месте, должно сниматься с полпинка, — рассудил паладин, но учитывая гоблинский народный консерватизм и упорство, не пожалел каждому по пинку цельному. Хастреда от плюхи перевернуло вверх ногами, а генерал качнулся и добавочно влип лбом в стену.