Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ - Владимир Першанин

Я окончательно убедился, что наши позиции весьма уязвимы. Необходимо отбить двухэтажный дом напротив, с которого нас хорошо видели и корректировали орудийный огонь. Он находился на расстоянии ста пятидесяти метров, но как их пробежать? Безуспешная попытка соседей с правого фланга показывала, что атака в лоб невозможна. Снова собрались у Шмакова. Младший лейтенант оглядел нас и стал объяснять то, что мы знали и без него.

– Ребята, если не возьмем дом сегодня, то завтра всех погонят в лобовую.

– Смеркается уже, в темноте делать нечего, – возразил командир второго взвода.

Пришел комбат Рогожин, долго рассматривал вражеские позиции и согласился, что лучше ударить небольшой группой на рассвете. Об артиллерийской поддержке речи не шло, пушек на этой стороне Волги почти не осталось.

– Шмаков, сам обстановку понимаешь. Организуй людей и крепко ударь.

– Ударим, товарищ капитан, – преувеличенно бодрым голосом ответил ротный.

Ночь выдалась беспокойная, вокруг вспыхивала стрельба. Над Волгой взлетали осветительные ракеты, обстреливали переправу. Перед рассветом принесли кашу, консервы и махорку. Некоторые бойцы ели, большинство, несмотря на голод, отказались.

– Лучше бы водки.

– Не лезет каша.

Срабатывал инстинкт самосохранения. Все знали, в бой лучше идти с пустым желудком, налегке. По этой причине сбрасывали шинели, оставаясь в одних гимнастерках, люди не чувствовали от возбуждения холода. Я послал в ствол пистолета ТТ патрон, а обойму дозарядил. Вместе с едой доставили новые гранаты РГ-42, легче старых и простые в обращении. Они были похожи на банки из-под сгущенного молока со стержнем взрывателя в верхней части.

– Эх, повеселимся, – рассовывая гранаты по карманам и за пазуху, сказал кто-то из бойцов, но веселья в его голосе совсем не слышалось.

Анкудинов вздыхал, Иван Погода вел себя уверенно, инструктировал отделение. Все это происходило в темноте. Какое выражение на лицах бойцов, я разглядеть не мог. Хотелось бы видеть решительность, но все прекрасно знали, до вечера погибнет не один и не два человека. Кто-то опасался раны в живот, рассуждая, что медицинскую помощь получить будет сложно.

Взвод начал движение в темноте. Мы шли вместе с Ваней Погодой, держа наготове автоматы. Перебирались через груды кирпича, стараясь не думать о минах. За ними двигалась головная группа из десяти человек, остальные в полусотне шагов. Бесшумно не получалось. Под сапогами выворачивались кирпичи, кто-то бряцнул прикладом, но звуки пока заглушала отвлекающая пулеметная стрельба из нашего дома. Возле остатков кирпичного забора разделились. Оставили здесь большую часть взвода, приказав догонять нас лишь после начала стрельбы. Группа из двенадцати человек продолжала движение.

Мы ворвались в дом с тыльной стороны, сразу через два подъезда. Нашего появления не ожидали. Немецкий солдат поднимался по лестнице и оглянулся с запозданием. Я нажал на спусковой крючок, он свалился, успев вскрикнуть. Разбившись на группы по три человека, ворвались в квартиры второго этажа. Стремительный рывок пока играл в нашу пользу.

В огромной коммунальной квартире с темным узким коридором слышался треск выстрелов, видимо, обстреливали наш взвод. Мы бросили несколько гранат одновременно, вспышки осветили коридор, но все заполнилось известковой пылью. Сквозь белесую завесу я ничего не видел, затаились и немцы. А может, их было немного, и всех оглушило взрывами. Вряд ли…

Рядом тяжело дышал Саня Тупиков, держа наготове винтовку.

– Бросаем еще гранаты, – шепнул я Ивану Погоде.

Снова взрывы. Сквозь плотную завесу ворвались в большую комнату. Перед окном стоял на треноге пулемет, в углу вжимался в стену вражеский солдат. Возможно, он хотел сдаваться и даже поднимал руки, но по нему сразу открыли огонь, и он свалился на пол. Второй солдат, раненный в ноги, сдаться не пытался, понимая, что в горячке боя пощады не будет. Он стрелял из пистолета, быстрые вспышки прорезали завесу. Саня Тупиков, восемнадцатилетний боец Сталинграда, чей разрушенный дом находился неподалеку, попал под вспышки и успел тоже выстрелить. Последними пулями из обоймы немец свалил его, для нас патронов уже не осталось. Мы расстреляли его в упор и бросились в другие комнаты.

Если первые минуты боя сложились для нас успешно, то затем обстановка осложнилась. Мы забыли про чердак. С него расстреливали взвод из пулемета, не давая перебраться через забор. Я понимал, что головная группа долго не удержится, немцы обязательно подбросят подкрепление. Взобраться на чердак оказалось непросто. Туда вела узкая лестница, а из небольшой двери вылетали пули, рикошетя от стен. Один из бойцов с руганью отскочил, попав под рикошет. Пуля, потеряв убойную силу, ударила его в подбородок, заставив выпустить оружие. Ваня Погода глядел на меня, я – на него.

– Что делать?

– Выкуривать гранатами, и побыстрей.

Их предстояло бросать из-за лестничного пролета, невольно подставляя под огонь руку.

– Ваня, подавай гранаты. Быстрее!

Я принимал легкие РГ-42, срывал кольцо и, отпустив рычаг, бросал их в чердачную дверь. Все они взрывались у входа, предстояло снова лезть напролом, но соваться в темный чердачный лаз казалось самоубийством. Возникла заминка, очень опасная в данной ситуации. Раздумывать было некогда.

– Продолжайте бросать гранаты, а я в соседний подъезд.

Захватив с собой Тимофея Анкудинова, выскочил на улицу. Сразу понял, что этот дом занимает более выгодную позицию. Поблизости, кроме котельной с трубой, не было ни одного строения, лишь груды развалин. Неподалеку стояла небольшая пушка, которая доставляла нам столько хлопот. Артиллеристы смотрели на нас, развернув ствол в сторону дома, но пока не стреляли.

Во втором подъезде бой уже закончился. Борисюк пытался доложить о результатах, я показал ему на чердачную лестницу.

– Надо выкурить тех, кто наверху.

Вызвался Кушнарев. Его никто не отговаривал, пусть уж лезет доброволец, а приказывать в этой ситуации я не мог. Жене опять не удалось доказать свою смелость. Вражеские пулеметчики поняли, что их выкурят, и перехватили инициативу. Напролом бросились четверо вражеских солдат в камуфляжных куртках и касках. Они скатились по лестнице и, буквально растолкав всех, выскочили из подъезда. Если в тесном лестничном пролете стрелять не было возможности, то здесь они оказались на открытом месте.

По ним открыли беспорядочный огонь из окон. Двое упали, а двое других убегали, бросаясь из стороны в сторону. Они сумели скрыться благодаря артиллеристам, которые открыли огонь. Но если вчера снаряды долбили нас с расстояния трехсот метров, то теперь это расстояние сократилось до ста пятидесяти шагов, и преимущество оказалось на нашей стороне. По орудию стреляла не только головная группа, но и весь подоспевший взвод. Пули звякали о щиток, за которым прятался расчет. Все же они развернули чешскую 47-миллиметровую пушку и обрушили на нас град снарядов. Каждые три секунды раздавался выстрел, тренированные артиллеристы били по дому в упор.