Прибалтийский плацдарм (1939-1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря - Михаил Мельтюхов

2. В Латвию – 48[-я] стр[елковая] дивизия, 1[-я] легко-танковая бригада (ЛВО), 8[-й] танковый полк, 54[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, 12[-й] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион и один авто-батальон;

3. В Литву – 27[-я] стр[елковая] дивизия, 27[-я] легко-танковая бригада, 30[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион, 31[-й] истр[ебительный] авиаполк и автотранспортный батальон.

Смену частей намечено провести в период с 1 по 15 июля 1940 года.

Одновременно со сменой войсковых частей распоряжениями Военных Советов округов будет произведена смена личного состава тыловых учреждений, находящихся за границей.

Все части, выделяемые на смену, будут направлены в таком же организационном составе и численности, как и части, находящиеся в настоящее время в прибалтийских государствах.

Для удешевления перевозок, отправляемые части оставляют в пределах округов конский состав, матчасть артиллерии, танки и автотранспорт, а для своего укомплектования все это получают на месте новой дислокации от частей, прибывающих из-за границы»[962].

Получив соответствующее распоряжение командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова, начальник ГУКА приказал 1 июня Военному совету КалВО, а 3 июня Военным советам БОВО и ЛВО к 25 июня устранить отмеченные комиссиями недоработки и снабдить всем необходимым войска, оправка которых переносилась на период с 1 по 15 июля[963]. 7 июня генерал-майор М.Г. Снегов доложил заместителю наркома обороны о целесообразности новой проверки подготовки отправляемых в Прибалтику войск в период с 15 июня по 1 июля теми же комиссиями, которые работали в мае 1940 г. Правда, к этому моменту все эти приготовления явно утратили свою актуальность, и генерал-полковник Локтионов наложил на этом документе резолюцию: «Так я и наметил. Распоряжения дам дополнительно»[964].

24 мая советский полпред в Литве Н.Г. Поздняков сообщил в Москву о том, что «красноармеец-танкист Носов 24 апреля сбежал с поста с винтовкой. 18 мая сбежал красноармеец-танкист Шмавгонец. Надеясь на свой розыск, командование за содействием к нам пока не обращалось. Литовские власти молчат, делая вид, что им эти случаи неизвестны. На самом же деле они занимались укрывательством, что в корне противоречит характеру советско-литовских отношений. Разрешите обратиться за содействием и одновременно указать литовцам, что они обязаны каждого беглеца возвращать немедленно, не дожидаясь нашей просьбы»[965].

Вызвав 25 мая литовского посланника, В.М. Молотов сообщил ему о двух новых случаях исчезновения советских военнослужащих и заявил, что советскому правительству «достоверно известно, что исчезновение этих военнослужащих организуется некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов Литовского правительства, которые спаивают красноармейцев, впутывают их в преступления и устраивают потом их побег, либо уничтожают их. Советское правительство считает подобное поведение литовских органов провокационным в отношении СССР, чреватым тяжелыми последствиями. Советское правительство предлагает Литовскому правительству прекратить эти провокационные действия отдельных агентов известных органов Литовского правительства и принять немедленные меры к розыску исчезнувших советских военнослужащих и доставить их в расположение командования советских войск в Литве. Советскому правительство надеется, что Литовское правительство пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям»[966].

В 21 час 26 мая советской стороне был вручен ответ литовского правительства, которое выразило «готовность немедленно произвести самое подробное расследование по названному обвинению» и просило советское правительство «сообщить ему имеющиеся в его распоряжении данные, могущие облегчить и ускорить упомянутое расследование, в особенности, назвать те литовские органы и те лица, которые имеет в виду заявление господина председателя Молотова». Так же сообщалось, что отданы распоряжения «начать энергичный розыск двух военнослужащих, упомянутых в том же заявлении»[967].

27 мая в Каунас прибыл заместитель наркома обороны СССР командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов, который в ходе протокольного визита к министру иностранных дел «в общих чертах познакомил Урбшиса с обстоятельствами возвращения красноармейцев Шмавгонца и Писарева и прямо заметил, что он удивлен, что такие вещи могут случаться в государстве, которое связано с Советским союзом традиционной дружбой и договором о взаимопомощи. Урбшис растерялся, стал оправдывать литовские власти и попросил для их разрешения допросить вернувшихся красноармейцев. Тов. Локтионов ответил, что не в его компетенции обсуждать вопрос по существу и давать просимое разрешение». 28 мая литовская сторона сообщила Позднякову о создании специальной комиссии «для расследования возводимых обвинений по адресу некоторых его органов и их агентов» и вновь просила «сообщить ему все необходимые данные для проведения по этому делу точного расследования». Кроме того, было обращено внимание на определенные расхождения между заявлением Молотова и сообщением Локтионова относительно фамилий исчезнувших красноармейцев. Литовская сторона вновь просила предоставить ей возможность допросить Шмавгонца и Писарева. Со своей стороны Поздняков отклонил эту просьбу, сославшись на то, что он не имеет поручения заниматься этим вопросом[968].

Как бы то ни было, 30 мая в газете «Известия» было опубликовано «Сообщение НКИД о провокационных действиях литовских властей», в котором перечислялись случаи исчезновения красноармейцев из расположенных в Литве частей и указывалось, что «имеющиеся в распоряжении НКИД данные показывают, что эти «исчезновения» были организованы некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов Литовского правительства». Поэтому «Правительство СССР считает подобное поведение литовских органов провокационным в отношении Советского Союза и чреватым тяжелыми последствиями. Советское правительство потребовало то Правительства Литвы принятия немедленных мер к прекращению этих провокационных действий и к розыску исчезнувших советских военнослужащих. Советское правительство выразило надежду, что Литовское правительство пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям»[969].