Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона - Томас Майн Рид

И вопли его не были оставлены без внимания. Муртах и малаец тотчас же ринулись — вернее, рухнули на весла, а капитан бросился к рулю и схватился за румпель[46].

Он круто повернул пинассу и повел ее к утопающему, который, в свою очередь, плыл ей навстречу, выбиваясь из сил.

Никто не сомневался в возможности спасения матроса. Помешать этому могла лишь рыба-молот. Все, однако, надеялись, что она еще не покончила со своей последней добычей и ей не до них.

Разумеется, в океане могли оказаться и другие акулы, но за последнее время поблизости от судна люди видели только одну и думали, что именно эта акула сожрала тело их товарища.

Стараясь утешиться этой мыслью, люди из последних сил налегали на весла, и лодка, несмотря на встречный ветер, медленно, но верно приближалась к несчастному матросу.

Вот она прошла уже половину расстояния; между нею и пловцом оставалось теперь не более полукабельтова[47]. Все вокруг было спокойно: ни акул, ни каких либо других рыб - чистое море. Только высоко в небе парила большая птица, в которой по ее изогнутым в виде турецкой сабли крыльям и мощному крючковатому клюву можно было признать альбатроса[48]. То был огромный индоокеанский альбатрос, равный по размаху крыльев американскому кондору - крупнейшему из всех орлов.

Но люди спешили спасти товарища и лишь мельком взглянули на птицу. Все их внимание было поглощено высматриванием акулы. Они обшаривали глазами поверхность моря и зорко впивались в его глубины, стремясь разглядеть в темно-синей пучине уродливые формы рыбы-молота.

Но акула не появлялась. Все вокруг было спокойно. И, несмотря на то что несчастный пловец теперь уже окончательно выбился из сил и жалобными воплями взывал о помощи, люди в лодке твердо верили, что успеют его спасти.

Между ними и утопающим оставалось всего четверть кабельтова.

Пинасса, шедшая на веслах, успешно преодолевала это расстояние.

Еще каких-нибудь несколько минут — и они вытащат из воды своего товарища.

— Бедняга! Он совсем пришел в себя. Мы во что бы то ни стало должны его спасти! — сказал капитан Редвуд.

Ирландец уже раскрыл было рот, собираясь подбодрить своего начальника, как вдруг раздался громкий крик Сэлу, который бросил весла и застыл на месте, будто парализованный.

Дело в том, что малаец, так же как и Муртах, сидел спиной к утопающему. Внезапно его внимание привлекла промелькнувшая над лодкой тень. Он быстро обернулся, и тут у него вырвался тот резкий крик, который прервал на полуслове Муртаха и встревожил остальных.

Следуя за взглядом малайца, все находившиеся в лодке посмотрели на небо.

Но там они не увидели ничего, кроме большого альбатроса, который теперь уже не парил, а камнем летел вниз, как сокол, устремившийся на свою жертву. Причем падение его казалось направленным не отвесно, а по круто изогнутой параболе, подобно тому, как падает метеорит, с тою лишь разницей, что птица, издававшая при полете шум, похожий на жужжание веретена, мчалась по точно намеченной траектории и ее целью была, очевидно, голова несчастного матроса.

Над океаном пронесся страшный крик, в котором слились воедино и возглас изумления и отчаяния сидевших в лодке людей, и дикий вопль ужаса обреченного на гибель матроса, и хриплое карканье хищной птицы, тут же, впрочем, сменившееся как бы торжествующим и насмешливым хохотом. Потом послышался треск сломанной кости — это альбатрос своим острым и мощным клювом, словно ядром из шестифунтового орудия, пробил череп матросу, и его безжизненное тело пошло ко дну. Оно так и не появилось больше на поверхности — по крайней мере, люди в лодке никогда его больше не видели. А сами они теперь окончательно пали духом и, опустив весла, предоставили свою лодку произволу ветра, который медленно относил ее от места рокового происшествия.

С тех пор как умер от голода девятый матрос капитана Редвуда и был убит альбатросом десятый, никто из оставшихся в живых членов экипажа не брался за весла. Слабость и отчаяние совсем их одолели. Да и к чему, в самом деле, было грести? Впереди не было видно ни клочка земли. И никто не знал, далеко ли она. Судьба людей зависела теперь от случая: если им посчастливится, судно достигнет берега, независимо от того, будут они грести или нет.

Так думал каждый, и потому, оставив в покое весла, они сидели, не двигаясь, уныло опустив голову на грудь. И только малаец еще боролся с отчаянием, зорко вглядываясь в даль блестящими черными глазами.

Наконец длинный, душный день, бывший свидетелем гибели их товарищей, окончился, а в положении этих людей так ничего и не изменилось.

Жестокое южное солнце погрузилось в лоно вод. Наступили короткие тропические сумерки. И когда ночь окутала их своим мраком, отец и его дети преклонили колени перед тем, в чьих руках была жизнь их всех, и стали горячо молиться. Муртах провозгласил «аминь», а бронзовокожий малаец, который был магометанином, зашептал про себя молитву Аллаху. Так они делали каждое утро и вечер, с тех пор как покинули корабль и, рискуя жизнью, носились по океану.

Но в этот вечер они молились ревностнее, чем когда-либо до сих пор, потому что каждый из них думал о близком конце.

И вот ночью, на удивление всем, небо покрылось вдруг облаками, что предвещало им либо скорую гибель, либо спасение. Если поднимется шторм, волны разбушевавшегося океана могут поглотить утлое суденышко; но, если шторм будет сопровождаться дождем, они смогут набрать в лежащий на дне лодки брезент хоть немного пресной воды.